В огненном плену - Карен Мари Монинг Страница 8

Но о чем думала Мак, угрожая мне копьем и отдавая приказания? Она же не может знать, что я застряла на медленном ходу. Никто не знает, что со мной это случается. Черт, не хватало еще, чтобы узнали!

Мак смотрит на меня, ее зеленые глаза сузились от ярости. И она имеет право меня убить. Будь на моем месте кто-нибудь получше, он мог бы ей немного помочь, из-за вины и угрызений совести. Но я не такая. Я каждый день просыпаюсь с единственной целью: жить. Любой ценой. Смерть сможет наложить на меня свои костлявые лапы, лишь переступив через мой труп.

Я размышляю о том, есть ли у Мак новые умения ши-видящей, о которых я не знаю и которые позволяют ей нападать на меня вот так, холодно и уверенно. Моя суперскорость гарантирует победу в битве против другой ши-видящей, если только я не ошибусь, а я не ошибаюсь. А еще на Мак нет МакОреола, и это просто не укладывается у меня в голове. Никто не ходит по Дублину в темноте. Даже я. Но, может, ЖЗЛ на крышах стали частной армией Мак, защищающей ее от Теней и прочей разнообразной дряни?

Я хмурюсь, когда меня посещает другая мысль. Мак решила потребовать у меня «око за око» во всех грязных деталях?

Темная улица поблизости — имеется. Я — имеюсь.

Голодные Невидимые — имеются.

В моей голове мелькает сценка: я умираю так же, как Алина. Эта картинка буквально горит в глазах у Мак.

Я хочу сказать ей, что месть — это дьявол, которому лучше не поклоняться. Уничтожая своего врага, ты сам становишься им.

«Ты отведешь эту девку на улицу с южной стороны от реки Лиффи. Невидимые встретят тебя там». Голос Ро все еще порой звучит у меня в голове, несмотря на то, что мы сожгли ее тело и сбросили пепел в море. Это не призрак, просто тень воспоминаний, все еще плавающая в глубине подсознания, где я держу бóльшую часть того, что делала для Ро, когда жила в аббатстве.

Зачем? Я хочу задать Мак вопрос, но она касается моего лба чем-то мокрым и плохо пахнущим и бормочет слова, которых я не понимаю, а потом я не могу говорить.

«Я знаю, что ты там. — Голос Ро доносится до меня словно издалека. — Помни ад, который тебе пришлось вытерпеть. Именно ты мне нужна».

Я не понимаю, о чем она говорит. Я же здесь. Смотрю на нее. Пусть даже мне кажется, что между нами миллион миль.

«О, дитя, — говорит она, — я и сама не смогла бы вырастить тебя лучше, расколов на полезные части. Когда я нашла тебя пятилетнюю, я знала, что Господь закалил для меня заготовку особого оружия. Именно для меня».

Старая мымра даже в датах путается. Мне было восемь, когда она нашла меня в той клетке полумертвой. Это был единственный раз в моей жизни, когда я хотела умереть. Считала количество вдохов. Размышляла о том, какой из них станет последним. И была целая неделя, которую я вообще не могла вспомнить, она просто выпала. С того дня как Ро забрала меня в аббатство, я начала путаться во времени, а потом оказывалась в незнакомом месте, не зная, как я в нем очутилась. Как правило, я еще и смотрела на то, что мне не хотелось видеть. А еще случалось, что я видела происходящее, но ничего не могла сделать, застревала рядом, словно в коляске мотоцикла, сидя в которой не могла ни рулить, ни прибавить газу. Тормозов в таких странных случаях просто не было. Я всегда лишь болталась рядом, приклеенная к сиденью. Как в ту ночь, когда убила сестру Мак. Это стало вторым из самых худших поступков, которые я когда-либо совершала, и я заново переживаю его в кошмарах до последней детали. Иногда я думаю, что это старая сумасшедшая мымра каким-то образом выбирала, показать мне то, что она заставила меня сделать, или закрыть это от моего сознания.

Но задерживаясь на этой мысли, я чувствую, что схожу с ума. Ненависть съедает того, кто ненавидит. Ро при жизни достаточно мне нагадила. Теперь она мертва, и если я позволю ей гадить мне и дальше, виновата буду только я, а она выйдет победительницей. Но даже из своей водяной могилы она умудрялась похищать часы, дни, недели моей жизни. Иногда, когда случается что-то особенно плохое, ты кладешь эту штуку в ящик и никогда больше его не открываешь, потому что она может стоить тебе остатка твоей жизни. Некоторые раны не заживают. Ты вырезаешь пораженную плоть и изменяешься.

— Брось меч, и я опущу копье, — говорит Мак.

— Ага, щас. А потом что? Прикажешь своей стремной армии Невидимых оттащить меня в переулок и сожрать? Нет, дай угадаю. Мы пойдем в «КСБ», заварим горячий шоколад, будем зависать и разговаривать?

— В общем и целом да. За вычетом магазина и горячего шоколада. И это не моя стремная армия.

— И о чем мы будем, типа, говорить? О том, что я убила твою сестру? Как по мне, это реально твоя стремная армия. Они повсюду за тобой таскаются.

Черт, так здорово снова увидеть Мак. Я по ней скучала. Сканировала каждое помещение, каждую улицу, надеясь ее обнаружить. И боясь, что обнаружу.

Мак вздрагивает:

— Может, ты попытаешься сформулировать это иначе? И они не моя армия.

— А зачем иначе? Все так и было, — с вызовом бросаю я. Это бесполезно: Мак никогда не сможет взглянуть на это иначе. Мои пальцы сжимаются на мече. — Я убила твою сестру. Вот так. Это факт, чувиха. Это не изменится. Я. Убила. Алину. Ты приехала в Дублин охотиться за ее убийцей. Так вот она я. — Я вскидываю руку и машу ею, на случай, если до Мак не дошло, если она почему-то меня не видит.

— Дэни, я знаю, что ты…

— Ты ничего обо мне не знаешь! — перебиваю я ее быстро и резко.

Я ненавижу фразы, которые начинаются с моего имени и продолжаются заявлениями — совершенно ошибочными — о том, что говорящий что-то обо мне знает. Эти фразы стоят в одном ряду с такими, как «Знаешь, в чем твоя проблема?». Ага, класс. Вот что такое «вопрос с подвохом». Следом за ним никогда еще не прозвучали слова, которые стоило бы послушать.

Я рычу:

— Ты меня слышишь?! Я сказала, что ты ничего не знаешь! А теперь убирайся с моей дороги и прихвати с собой свой фан-клуб!

— Нет. Это закончится. Здесь. Сегодня. И я уже сказала. Они. Не. Мои. — Мак искоса смотрит вверх и бормочет: — Эти Невидимые меня преследуют. Я пока не выяснила, как от них избавиться. Пока.

Мне тут же хочется очутиться в команде расследований дублинского новостного канала Х, задавать наводящие вопросы, погрузиться вместе с Мак в разгадывание потрясающей тайны, но те дни давно прошли, и шансы на их возвращение не выше, чем на то, что динозавры выжили. Я смотрю на Мак, и она отвечает мне совершенно фальшивым «я-не-собираюсь-тебя-убивать» взглядом, который должен подманить меня на расстояние смертельного удара. Но ее пальцы надежно сжимают рукоять копья. И она, как и я, легонько балансирует на пятках. Я знаю эту стойку: она предваряет атаку. Лицо говорит одно. Тело говорит другое. Я слушаю тело. Поэтому до сих пор жива.

На Мак сапоги на низких каблуках, модные, но совершенно не пригодные для того, чтобы ходить по льду. Сколько ни обновляй и не улучшай МакКайлу Лейн, часть ее все равно останется девчонкой, обожающей розовое, как ногти на ее руке, сжимающей копье.