Город - Стелла Геммел Страница 8

Когда Бартелл вновь поднял веки, женщина сидела с ним за столом и держала стакан с водой, глядя куда-то в пространство. Наверняка она видела его слезы; странное дело, Бартеллу было все равно. Вот бы знать, сколько прошло времени?

– Мы раньше встречались? – спросил он.

– Один раз. Давно.

– Почему вы спасли нас?

– Скажем так, просто вас сюда сточными водами занесло.

– Значит, – кивнул он, – это сточные воды позаботились удержать при мне девочку и доставить нас прямехонько к твоему порогу?

– И давно ты начал задаваться вопросом, с какой стати кому-то спасать других, если они тонут? – вздохнула она.

Он был точно уверен, что знает ее. Так и этак перетряхивал свою память, но ничто не всплыло. Потоки боли и крови слишком многое с собой унесли, а уцелевшие остатки памяти сделались капризными и своевольными. Бывали моменты, когда он физически не мог вынести привидевшуюся улыбку жены – она смотрела на него снизу вверх, лежа в постели, – и своих мальчиков, машущих ему руками в саду. Только это воспоминание неотступно преследовало его и неизменно сохраняло хрустальную ясность. А дни его славы – дни, которые он думал сохранить в памяти, даже когда все иное поблекнет, – померкли и облетели, поглощенные зыбучими песками искалеченной памяти.

– Здесь и другие такие есть? – спросил он архивестницу. – Как Индаро?

– На что тебе?

– Она сильная, неплохо двигается и посягает быть воительницей. Ну так почему она не с войском? Здесь что у вас, убежище для трусов, не желающих сражаться за свой Город?

– Люди сбегают в подземелья по многим причинам. Совсем необязательно из трусости. Кстати, у женщин есть и полегче способы избегнуть воинской службы. Они, знаешь ли, беременеют иногда. Женщине, носящей драгоценное дитя, ни под каким видом не дозволяется служить… как тебе, полководцу, должно быть отлично известно.

Во второй раз он уже не смог пропустить это мимо ушей:

– Я не полководец…

– Тогда тебе не следовало бы направо и налево твердить о твоих воинах. – Она раздраженно тряхнула головой. – Тебя ведь и так никто не примет за трактирщика или писца. А кроме того, – добавила она с улыбкой, – ты выглядишь истинным полководцем!

И годы как бы облетели с ее лица.

Тут он впервые за много дней осознал, что от него, по всей видимости, воняло. Тем не менее ему было хорошо. Он сидел в удобном кресле, с полным брюхом и в обществе, чего уж там, очаровательной собеседницы. Воздух был теплый, даже одежда высохла, тоже впервые за очень долгое время. Бартелл огляделся внимательнее. Стены были каменные, стол и кресла казались очень простыми, но все было из дорогого дерева, а шпалеры покрывала роскошная вышивка: свирепое зверье, невиданные цветы… Из дальнего угла на него недружелюбно зыркал гулон.

– Мы сидим в сточных недрах Города, – сказал Бартелл. – Однако никто не видел, чтобы вы ходили тоннелями. Значит, у вас есть свой выход на свежий воздух?

– Это место называется чертогом Назирающих, – решила она объяснить, покачав головой. – Много веков назад… может, даже много сотен веков назад он был частью величественного дворца. Потом дворец был разрушен. Что там случилось – нашествие или землетрясение, я уже толком не помню. Важно то, что прежний дворец исчез, поглощенный новым. А потом их оба поглотил еще один дворец. В Городе существует немало старинных слоев, многие совершенно разрушены, но некоторые здания сохранились, только ушли глубоко под землю. Вот как это. Мы сейчас находимся гораздо ниже современного Города.

– Это ответ лишь на первый из вопросов, что я тебе задал.

– А я здесь не затем, чтобы отвечать на твои вопросы.

– Но тогда зачем ты здесь?

Он поймал ее взгляд. Оба улыбнулись.

– Мы оба староваты для такой игры в недомолвки, – сказала она ему. Снова вздохнула и тряхнула плечами, освобождаясь от просторного плаща. На груди у нее засверкал серебряный полумесяц. – Я все равно не смогу причинить тебе большего вреда, чем уже причинил этот мир.

Некоторое время они оба молчали.

– Ты спрашивал о моей подруге Индаро, – чуть погодя подала голос женщина. – Она была в Первой битве при Аразе.

Перед его умственным взором пронеслись воспоминания, одно гаже другого.

– Как и тысячи других, – ответил он. – Десятки тысяч.

«И я в том числе», – мог бы он добавить.

– Она была совсем дитя, и воспитывали ее в кротости, – сказала женщина. – Многие полагают, что женщинам не следовало идти на войну…

– Я так не считаю, – отчасти покривив душой, ответил Бартелл. – Не будь у нас воительниц, Город пал бы еще в незапамятные времена.

– «Мужчины берегут прошлое своего Города, – процитировала собеседница известное выражение, печально покачав головой. – Женщины хранят наше будущее».

Он часто слышал такое от несогласных.

– Если Город падет, никакое множество детей и младенцев делу не поможет.

– Город уже пал. Давным-давно.

– Пока наши войска его еще защищают, он держится.

Говоря так, Бартелл тем не менее понимал, что Город стоял на судьбоносном распутье. Вражеские города были повержены, армии побеждены, крепости взяты… а сражения продолжались. Город по-прежнему осаждали, пусть даже издалека. И он бросал в жернова бесконечной войны своих женщин, пытаясь купить окончательную победу и рискуя тем, что в скором будущем рожать станет некому.

– Город велик, – упрямо проговорил Бартелл, сам понимая, что это неверно.

Его слова пустым эхом прозвучали меж каменных стен.

– Бартелл, Город умирает. Ты не один день прожил в Чертогах, видел жизни, влачащиеся в полном ничтожестве, – и продолжаешь рассуждать о величии Города?

Она говорила ровным голосом, очень серьезно.

– Город – это все, что в нем есть, а не одни только жители, – не сдавался Бартелл. – Ты сама, госпожа моя, провела среди них не один день… если, конечно, ты вправду с ними водилась… и умудрилась не заметить их силы, их упорства, того несгибаемого духа, что помог Городу выстоять в вековых войнах?

– Поверить не могу, что ты используешь несчастных жителей для подтверждения величия Города! В великом городе никак не может быть людей, обитающих в сточных трубах! О всяком городе следует судить в какой-то мере и по тому, как он заботится о своих беднейших, беспомощных и обездоленных!

С Бартеллом уже бывало такое. Они спорили о второстепенном, о неважном, старательно обходя главное – то, о чем разумные люди предпочитали не упоминать. Однако здесь, в этом уединенном и укромном месте, Бартелл сумел заставить себя произнести сокровенное:

– Война идет потому, что ее продолжения желает Бессмертный. Она завершится, лишь если император так захочет.