Сыновья Ананси - Нил Гейман Страница 8

Напротив дома миссис Хигглер было припарковано несколько машин. Он остановился за стареньким серым «фордом». Миссис Хигглер отперла ключом входную дверь.

Толстяк Чарли оглядел себя, грязного и потного, хоть выжимай.

– Я не могу в таком виде, – сказал он.

– Видала и похуже, – хмыкнув, ответила миссис Хигглер. – Значит так, идешь прямиком в ванную, умываешься, приводишь себя в порядок, а как закончишь – мы ждем тебя на кухне. Он прошел в ванную. Все здесь пахло жасмином. Он снял перепачканную рубашку, вымыл в маленькой раковине лицо и руки мылом с ароматом жасмина. Протер грудь полотенцем, оттер грязь с костюмных брюк. Оглядел рубашку – утром она была белой, а теперь стала грязно-коричневой – и решил ее не надевать. В сумке, на заднем сиденье арендованной машины, есть другие рубашки. Он незаметно выскользнет из дома, натянет чистую рубашку и уже после этого встретится с гостями миссис Хигглер.

Он щелкнул запором и отворил дверь ванной.

В коридоре, уставившись на него, стояли четыре старушки. И он их знал. Он знал их всех.

– Ну и что это ты делаешь? – спросила миссис Хигглер.

– Меняю рубашку, – сказал Толстяк Чарли. – Рубашка в машине. Да. Сейчас вернусь.

С высоко поднятой головой он прошагал по коридору и вышел на улицу.

– На каком это языке он говорил? – громко спросила крохотная миссис Данвидди за его спиной.

– Такое не каждый день увидишь, – сказала миссис Бустамонте, хотя если что на флоридском побережье каждый день и видишь, так это полуобнаженных мужчин – правда, чаще всего, не в грязных штанах.

Толстяк Чарли переоделся в машине и вернулся в дом. Четыре дамы были на кухне, они усердно перекладывали в пластиковые контейнеры еду, явно только что служившую угощением.

Миссис Хигглер была старше миссис Бустамонте, а обе они были старше мисс Ноулз, а миссис Данвидди была старше всех. Она была стара и выглядела соответствующе. Даже некоторые геологические эпохи, возможно, много моложе миссис Данвидди.

Мальчиком Толстяк Чарли представлял, как миссис Данвидди в Экваториальной Африке с неодобрением разглядывает сквозь толстые линзы очков только что выпрямившихся гоминидов. «Держись от моего двора подальше, – могла бы сказать она только что произошедшему и потому робкому представителю homo habilis, – а не то уши надеру – мало не покажется». Пахло от миссис Данвидди фиалковой водой, а под фиалками скрывался запах очень старой женщины.

Она была маленькой старушкой, но взглядом, кажется, могла укротить бурю, и Толстяк Чарли, который два десятилетия назад забрался к ней во двор в поисках теннисного мяча и сломал одно из садовых украшений на лужайке, до сих пор порядком ее побаивался.

Сейчас миссис Данвидди ела козлятину с соусом карри, доставая руками кусочки из маленького контейнера. «Не выкидывать же», – сказала она, складывая косточки на фарфоровое блюдце.

– Не пора ли тебе поесть, Толстяк Чарли? – спросила мисс Ноулз.

– Да нет, – сказал Толстяк Чарли. – Честно.

Четыре пары глаз укоризненно уставились на него сквозь четыре пары очков.

– Негоже морить себя голодом от горя, – сказала миссис Данвидди, облизав пальцы и схватив очередной поджаристый и жирный кусочек козлятины.

– Я не морю. Просто не хочу есть, вот и все.

– Если не есть с горя, кожа да кости останутся, – сказала мисс Ноулз с каким-то мрачным удовольствием.

– Я так не думаю.

– Я тебе уже положила, – сказала миссис Хигглер, – так что садись и ешь. И чтоб я ни слова от тебя больше не слышала. Еды у нас навалом, не волнуйся.

Толстяк Чарли сел, где ему было указано, и через секунду перед ним появились тарелка, заполненная до краев тушеным мясом с горохом и рисом, а также бататовый пудинг, вяленая свинина, козлятина, приправленная карри, курица, тоже в карри, жареные бананы и говяжий окорок в маринаде [9]. Толстяк Чарли сразу почувствовал изжогу, хотя еще ни кусочка в рот не положил.

– А где все остальные? – спросил он.

– Собутыльники твоего папаши пьют и собираются устроить рыбалку с моста в память о нем. – Миссис Хигглер вылила из своей кружки размером с ведро остатки кофе в раковину и налила в нее же новый, только что сваренный.

Миссис Данвидди облизала маленьким багровым языком пальцы дочиста и переместилась поближе к Толстяку Чарли и его еще не тронутой еде. Когда он был маленьким, он искренне верил, что миссис Данвидди – колдунья. Причем не из добрых, а из тех, от кого можно избавиться, лишь засунув в печь. За последние двадцать лет, если не больше, Толстяк Чарли видел миссис Данвидди первый раз, но ему по-прежнему приходилось подавлять в себе желание при виде ее заорать «мама!» и залезть под стол.

– Я вот многих похоронила, – сказала миссис Данвидди. – За свою жизнь. Станешь старше, сам увидишь. Все когда-нибудь умрут, дай только время. – Она замолкла. – Но знаешь… Я никогда не думала, что это случится с твоим отцом, – покачала она головой.

– Каким он был? – спросил Толстяк Чарли. – В молодости.

Миссис Данвидди взглянула на него сквозь толстые-претолстые линзы, скривила губы и покачала головой.

– Я тогда еще не родилась, – вот и все, что она сказала. – Ешь свой окорок.

Толстяк Чарли вздохнул и приступил к еде.

* * *

День клонился к вечеру. В доме они остались одни.

– Где собираешься ночевать сегодня? – спросила миссис Хигглер.

– Думал снять номер в мотеле, – ответил Толстяк Чарли.

– При том, что в этом доме есть прекрасная спальня. А чуть ниже по улице прекрасный дом, на который ты даже не глянул еще? Если хочешь знать мое мнение, так твой отец хотел бы, чтобы ты остановился там.

– Мне нужно побыть одному. И я не уверен, что хочу ночевать в отцовском доме.

– Ну, твои деньги, тебе и тратиться, – сказала миссис Хигглер. – Но тебе в любом случае придется решить, как ты собираешься поступить с отцовским домом. И всеми его пожитками.

– Да все равно, – сказал Толстяк Чарли. – Можно устроить гаражную распродажу. На И-бэй выставить. На свалку свезти.

– С какой это стати? – Она покопалась в кухонном столе и вытянула из ящика ключ от входной двери с большим бумажным ярлыком. – Он дал мне запасной ключ, когда въехал, – сказала она. – На тот случай, если потеряет свой, или захлопнет дверь, или еще что-нибудь. Он говорил, что и голову мог бы потерять, не будь она прикручена к шее. А когда продавал старый дом, сказал мне, не волнуйся, Келлиэнн, я далеко не уеду, он ведь прожил в этом доме столько, сколько я себя помню, но вот решил, что дом для него слишком велик, и ему нужно переехать… – не переставая говорить, она вывела Толстяка Чарли на улицу и провезла его в бордовом «универсале» несколько кварталов, к одноэтажному деревянному дому.