Сердце Мириаля - Мэгги Фьюри Страница 8

— Ты прав, Маскулу. — Ответная реплика феи прозвучала словно перестук дождя по осенним листьям. — Если мы понятия не имеем, как были сотворены Завесы, откуда нам понять, почему они теперь рушатся? И — что куда важнее — как их восстановить?

— И почему Завесы разрушаются именно сейчас, в наше время, хотя до того продержались в целости и сохранности много тысячелетий?— В мысленном голосе афанка отчетливо прозвучала злость — словно озерный житель почитал разрушение Завес личным для себя оскорблением.

Кергорн хотел было ответить ему… но тут его мысли прорезал отчаянный крик о помощи. Жгучая боль хлестнула плетью сознание архимага — это мысленный узор, выплетаемый беседой чародеев, смялся, скомкался, изорвался в клочья, вырождаясь в невнятный жалобный вопль горя, ужаса, предостережения… Чародеи зашатались, ошеломленные мощью чужого зова.

Первым опомнился Кергорн.

— След! — прорычал он вслух и — одновременно — в мыслях. — Берите след! Кто это и где он — быстро!

Мелькнуло смутное ощущение — запад. Стилизованное зрелище заката. Силуэты гор, каменные осыпи, прихотливый извив тропы. Испуг. Боль. Отчаяние. Миг спустя видение бесследно исчезло.

— Проклятье! — проворчал Кергорн. — Чума, тюрьма и преисподняя… Ладно, — прибавил он уже мысленно. — Давайте-ка разберемся, что сумел уловить каждый из нас.

Всего лишь полмили камышовых зарослей отделяли Верхнее озеро от лужайки, на которой собрались чародеи, и все же казалось, что оно принадлежит уже другому миру. Поговаривали, что место это проклято, и здешний пейзаж словно задался целью подтвердить давнее предание. Здесь царила угрюмая глушь, и над тускло-свинцовыми водами озера тесно смыкали ряды сумрачные сосны и нагие клыкастые утесы. Даже когда над ясными водами Нижнего озера ярко сияло солнце, здесь, в недоброй сени скалистых берегов, укрывала озеро завеса непроницаемого тумана — словно бы оно облачилось в траур. Ни единый зверь не рыскал у этих сумрачных вод, ни единая птица не нарушала задорными трелями унылую тишину. Безжизненный этот пейзаж оживляла только одинокая фигура — темноволосый, с короткой бородкой юноша, который сидел ссутулясь на замшелом валуне почти у самой воды.

Угрюмое безмолвие Верхнего озера как нельзя лучше отвечало настроению Элиона. Невидящие глаза его смотрели в никуда, а разум вновь и вновь погружался во мрак невозвратимого прошлого, находя там лишь одно — Мельнит, бывшую совсем недавно напарницей Элиона. Мельнит безраздельно царила во всех его воспоминаниях: вот она весело хохочет, и рыжие волосы плещутся на, ветру, точно знамя; вот она в безымянной портовой таверне прекращает пьяную драку, швырнув (к вящему ужасу трактирщика) дюжину бутылок с драгоценным старым вином прямо в гущу драчунов. Вот она вскинула лук, сосредоточилась, лицо словно окаменело — и едва различимый вдали всадник рухнул оземь со скачущего во весь опор коня; вот сражается, охваченная боевым пылом, и не важно, меч ли сверкает в ее руках, мелькает ли увесистый посох — все едино враги вокруг нее валятся замертво, точно скошенная трава…

Мельнит, старшая в паре, на десять с небольшим лет старше Элиона, его наставник, опекун, проводник и друг. Отблески полночного костра пляшут на ее смуглом лице, осунувшемся от усталости, а она сидит, крепко обхватив руками колени, и волосы ее пылают ярче пламени, а в глазах затаенная, чуть виноватая печаль. Так она частенько смотрит на Элиона, и взгляд этот словно говорит: я помню о твоей безнадежной страсти, но, увы, не в силах ответить на нее…

Мельнит перед самой своей гибелью — бьется не на жизнь, а на смерть в мрачном и зловонном лабиринте, цитадели ак'загаров. Вот она уже истекает кровью от множества ран, и зловещие крылатые силуэты все тесней окружают ее, алчно вопя и ухая при виде текущей крови, но уворачиваясь — пока — от смертоносной пляски меча Мельнит, который вот-вот выпадет из ослабевшей руки. Вот уже твари набросились на нее и рвут, еще живую, в клочья, и последним усилием воли она кричит Элиону: беги, спасайся, донеси до Гендиваля тайну, которую мы должны были раскрыть здесь — и раскрыли…

Мельнит погибла, чтобы он, Элион, выжил и оплакал ее. Еще четыре месяца назад она была жива. И с той самой минуты, когда жизнь ее оборвалась, мир Элиона превратился в неизбывную черную бездну — боль…

Элион со стоном закрыл лицо руками. Напрасно он пришел сюда. Боль его и так невыносима, а уж в этом месте, где каждый камень, каждая пядь земли дышат воспоминаниями… Нестерпимое горе привело его на распутье, и теперь ему предстоит сделать выбор. Он может покинуть Гендиваль и Тайный Совет, попросить кого-нибудь из целителей изъять из его памяти воспоминания о тех днях, когда он был чародеем, и заменить их искусственно сотворенным прошлым. Беда только, что тогда он лишится и воспоминаний о Мельнит — и это после того, как уже потерял ее въяве. Как ни мучит его прошлое, воспоминания — это все, что осталось ему от Мельнит.

Другой выход — небытие. Озеро здесь глубоко, и если Элион бросится в воду как есть — в тяжелых сапогах и одежде, при мече, — он очень скоро воссоединится с Мельнит, а если (как подозревал Элион) жизни после смерти не существует, он по крайней мере избавится от нестерпимой боли…

— Элион! Элион!

Молодой чародей вздрогнул, осознав, чья рука легла на его плечо. Судя по раздраженному тону, Кергорн уже давным-давно зовет его и не может дозваться. Густо покраснев, Элион виновато вскочил. Оставалось лишь надеяться, что его мрачные раздумья скрыл мысленный щит — первое, чему учится каждый начинающий телепат.

— Господин… — пробормотал он, сознавая, что деваться некуда. Кергорн застиг его именно там, куда строжайше отсоветовал ходить.

Архимаг поглядел на молодого чародея и покачал головой.

— Опять ты здесь, Элион? — вздохнул он. — Как бы я ни сострадал твоей утрате, скажу прямо: ты только вредишь себе, в одиночестве предаваясь мрачным мыслям. Никто не требует, чтобы ты позабыл Мельнит — мы все любили ее, — но такие назойливые страдания не польстят ее памяти, а тебе не принесут добра.

Элион враждебно насупился.

— Мельнит была моей напарницей, и я вправе оплакивать ее смерть.

— Никто и не оспаривает твоего права! Но ты, Элион, не погиб вместе с ней, хотя и считаешь, что именно так должен был поступить. Ты остался жив — а потому обязан, ради своей же пользы, смириться с ее смертью. — Кергорн окинул юношу мудрым, испытующим взглядом. — Мельнит всей душой любила жизнь. Наверняка она бы опечалилась, увидев, как ты готов заживо лечь в ее могилу.

При этих словах Элион вышел из себя.

— Проклятье! — закричал он. — Да как ты смеешь?! У Мельнит даже нет могилы! Ее плоть стала пищей для треклятых ак'загаров!

— В самом деле? Что ж, бывает и такое.

Жестокие слова архимага так потрясли Элйона, что он не разглядел сочувственного блеска в глазах Кергорна.

Жизнь чародея трудна, жестока и опасна — как зачастую и его смерть. Ты и сам это знал, когда добровольно избрал эту участь. Знаешь, скольких напарников потерял я с тех пор, как стал чародеем? А скольких еще потеряешь ты — если, конечно, сам останешься жив? Уж лучше, мальчик мой, свыкнись с этой мыслью сейчас… или же убирайся из Гендиваля и до конца своих дней расти картофель!