Лэя - Виктор Кувшинов Страница 8

Но как отличить ведьму или колдуна от праведных верующих? Не нашлось никакого другого средства, как самим создавать таких колдунов с ограниченными колдовскими возможностями, способными отличить ведьму от простой женщины. К ним как нельзя лучше подходила поговорка: «Свой свояка чует издалека». Однако свои они были только отчасти. Монахи-нюхачи были легальными, подневольными и ограниченными в колдовстве слугами церкви.

Ведьмы же сами распоряжались собой. Шиами глубоко в душе завидовал ведьмам и диким колдунам. Он чувствовал их души и видел, какими свободными и зачастую прекрасными в своих чувствах они были. Его всегда грыз червь сомнения: «Зачем нужно лишать жизни эти прекрасные юные создания, да еще и отправлять на костер всю их семью? Ведь обычно ничего предосудительного по отношению к другим людям у них не было даже в мыслях».

Его размышления были прерваны остановкой кареты. К окну подъехал десятник и то ли отрапортовал, то ли скомандовал, скрывая усмешку:

— Я с шестью монахами поскачу вперед, чтобы внезапно захватить ведьму с семьей. Вы с тремя оставшимися немного подождите и выдвигайтесь потихоньку, чтобы предстать перед еретиками и отступниками веры со всей возможной значительностью.

— Хорошо! — Шиами только махнул рукой и откинулся на спинку сиденья.

Зачем перечить или ставить на место излишне ретивого военного монаха? Легче спокойно подождать, пока тот сам свернет себе шею. А если не свернет, то, может, вовремя не показанные этому вояке зубы сыграют свою положительную роль и для Шиами. Так или иначе, но строить из себя важную особу (пусть изнеженную и даже глуповатую) необременительно и во всех смыслах удобно. Спустя четверть часа он махнул рукой в окно кареты, давая знак двигаться за первой группой монахов.

Деревня не представляла собой ничего особенного: разбросанные вдалеке друг от друга дома, пыльная проселочная дорога и только один дом побольше, по-видимому выполняющий роль и трактира, и таверны, и постоялого двора в одном своем захудалом лице. Шиами только поморщился. Время уже за полдень, а поесть, наверное, придется не скоро, да и сомнительно, качественной ли будет еда. К тому же предстоящая процедура не поднимала настроения. Проехав всю деревню, он заметил, что не чувствует присутствия ведьмы — значит, ее нет в деревне или ее уже убили. Но вот вдали показалась и основная цель их путешествия: большой дом, почти усадьба. Карета въехала во двор. Один из монахов подскочил к дверце и распахнул ее, даже изобразив легкий поклон.

Брат Шиами степенно вышел, оглядел двор и не спеша вошел в дом. Стоявший на страже солдат указал вежливым жестом на дверь в гостиную. Войдя в большую комнату, монах заметил двух сэйлов со связанными руками. Увидев гордое и независимое лицо мужчины, монах нахмурился: «Кажется, самые худшие предположения сбываются». Нюхач долго в упор смотрел в глаза сэйла. Потом со вздохом огорчения пробормотал:

— За что, спрашивается, мне брать на душу этот грех? — и уже громче спросил: — Альк… Салар, вы обещаете, что не будете предпринимать попыток к бегству?

— Да, — с гордой усмешкой ответил мужчина.

Шиами резко повернулся к довольно улыбающемуся десятнику и солдатам, стоящим на страже, и рявкнул на них тяжелым, командирским голосом, которого от него явно не ожидали:

— Развязать пленникам руки! И все вон из комнаты!

Испуганные солдаты немедленно вышли. Десятник, и так подавленный тем, что не удалось схватить ведьму, чуть не чеканя шаг, проследовал за ними. Шиами подошел к дверям, убедился, что все отошли на порядочное расстояние, и плотно прикрыл дверь. Обернувшись к пленникам, он протянул руку в скупом приглашающем жесте и сказал:

— Извините, что приходится распоряжаться в вашем доме, но прошу присесть.

Хозяева сели за стол со своей стороны. Шиами выдвинул стул со своей и спросил:

— Надеюсь, эта солдатня не нанесла вам оскорбления и ваша дочь еще жива?

— Мы не видели причин сопротивляться, — ответил Салар и саркастически усмехнулся. — Знаете, как-то не к лицу драться с толпой мужиков, да еще будучи невооруженным.

— Положим, братья монахи не такие уж и мужланы, но в общем-то вы правы, и им лучше не знать, с кем имеют дело. Да, надо бы вам сменить фамилию, может, это хоть поможет.

— Нет, это означало бы отречение от всей прошлой жизни, а так у нашей дочери останется хотя бы имя. Кстати, как вы узнали меня?

— У меня очень хорошая память, да и пост в ордене занимаю немалый. Так что знать таких людей в лицо — моя обязанность. — Шиами грустно улыбнулся, задумавшись. — А я еще сомневался: не тот ли это Альк и зачем меня посылают на простое, заранее разведанное дело? Теперь понятно: руководство решило поступить хотя бы здесь благородно, подставив мою седую голову под тяжкий грех. Вы хоть понимаете, что я беру на душу? Мне ведь это не искупить никакими молитвами…

— Это ваши профессиональные обязанности — брать на себя грехи, — горько усмехнулся Салар Альк и позволил себе последнее любопытство: — Откуда же орден узнал о нас и Лэе?

— Если бы я знал сам. Скорее всего, кто-то из деревенских тупиц все-таки сообразил заработать на доносе. Вы не замечали в последнее время в деревне каких-нибудь новых плюгавеньких, незаметных типчиков? — несколько брезгливо скривил губы Шиами. — Орден любит вести предварительную разведку такими способами.

— Да, сейчас припоминаю. Был один такой. Привозил нам молоко. Говорил, что он племянник молочника, — наконец хоть что-то произнесла потухшим голосом женщина.

— Он мог быть слабеньким нюхачом и вычислить вашу дочь, — рассуждал Шиами. — Все так грустно. Вы понимаете, что орден в данном случае выполняет не только свою волю?

— Естественно, без брата не обошлось.

— Кстати, принося дань уважения, могу я исполнить вашу последнюю просьбу? — спросил монах.

— Сохраните жизнь Лэе. Ей сегодня исполнилось девятнадцать! — последовал твердый ответ, не терпящий возражений.

Шиами потупился: «Боже! За что ребенку в самый лучший день ее жизни такой подарок?» Но то, что от него требовали, было против главной цели всего похода. В то же время он сам неосмотрительно предложил выполнить последнюю просьбу, а нарушить обещание, данное таким сэйлам, равносильно совершению самого тяжкого греха. Нюхач почувствовал себя в ловушке и, уже моля взглядом, произнес:

— Вы требуете от меня невозможного! Она — основная цель всей карательной экспедиции.

— Тогда не надо было спрашивать. Все равно вам ее уже не найти, — холодно взглянув на нарушителя своего слова, ответил Салар.

Но Шиами не был бы столь уважаемым братом ордена, если бы не мог найти выход из любого логического тупика. Он посидел некоторое время, задумавшись, и спросил:

— Вы действительно уверены, что солдатам не удастся найти ее?

— Абсолютно.

— Хорошо, тогда я сейчас отправлю отряд прочесывать окрестности. А сам приступлю к «допросу». Надеюсь, вы позволите нанести гипнотические следы на ваши лица?