Чудесная чайная Эрлы - Варвара Корсарова Страница 8

Мы спустились на десяток ступеней и попали в кирпичный коридор. Он тянулся мимо укрепленных стальными полосами дверей и освещался фонарями в железных клетках.

Каждая деталь напоминала, что мы – в тюрьме: и унылое шарканье подошв, и запах табака и краски, и пронизывающий холод, и далекое клацанье засовов и замков.

Расмус шагал рядом со мной неторопливо, словно на променаде с милой барышней. И все же милая барышня была арестованной и бежать ей было некуда.

Всю дорогу до мертвецкой меня раздирали страх и любопытство.

Страх – понятно. Мы идем в тюремную покойницкую. Вряд ли найдется на свете менее приятное место.

И в то же время не терпелось там оказаться и понять, наконец, что за участь постигла Бельмора.

Магия – мощная сила, но она не всемогуща. Она следует тем же физическим законам, что и прочие силы нашего мира. Лишь границы ее более размыты, а пути прихотливы.

Магией можно изменить свойства объекта. Можно обмануть органы чувств. Можно придать подобие жизни неодушевленному предмету.

Но превратить человека в растение или животное? Нет! Такое подвластно лишь сказочным героям.

Мы остановились перед железной дверью с облупившейся краской. Комиссар толкнул ее; дверь отворилась с пронзительным скрипом, и мы вошли в комнату, залитую ярким светом газового фонаря с голубоватым оттенком. Подходящее освещение для мертвецкой, что и говорить.

– Не бойтесь, госпожа Ингольф. Покойников вы не увидите, кроме Бельмора, а его статус покойного еще не подтвержден, – загадочно сообщил комиссар.

Если он рассчитывал успокоить меня эти словами, то здорово ошибся.

Стены в мертвецкой были выкрашены в белый цвет, и холод стоял такой, что мои руки моментально покрылись мурашками.

Посреди комнаты над столом склонился высокий мужчина в черном сюртуке. Я узнала доктора Штрауса, полицейского хирурга. С его дочерью Милой я училась в пансионе и частенько бывала в гостях у Штраусов.

Доктор повернулся. На его губах гуляла счастливая улыбка, а во взгляде горел азарт. В таком состоянии я его уже видела. Доктор был истинным ученым, и сейчас его раззадорило нечто любопытное.

– Комиссар, это вы! И Эрлу привели, – сказал доктор пылко. – Голубушка, мне так жаль, что вас сюда притащили. Ужасное недоразумение.

– Я решил, что госпожа Ингольф, будучи витамагом, сможет нам что-то подсказать по тому проклятию, что настигло Бельмора.

– Вы же предполагаете, что это она его наложила, разве нет, комиссар?

– А она могла?

– Пожалуй, могла, – охотно согласился доктор, и я вспыхнула от негодования. Но он тут же добавил твердо: – Но она этого не делала. Что за глупость предполагать подобное! Вы должны немедленно отпустить ее, комиссар, и принести извинения.

– Позвольте мне самому решать, как делать мою работу, доктор.

Доктор, ссутулившись, смотрел на меня с высоты своего роста.

– Что ж, идите сюда, Эрла... Вот он, наш дубовый коммерсант.

Доктор издал неуместный довольный смешок.

Я осторожно приблизилась к столу, готовясь каждую секунду зажмуриться.

Бельмор лежал на боку, скорчившись, как человек, который упал со стула и не успел разогнуться. Он был обнажен, но до талии прикрыт простыней.

Я уставилась на него, застыв от изумления.

Кожа Бельмора окрасилась в зеленовато-коричневый цвет, стала плотной, покрытой наростами и трещинками.

Да это же кора! Самая настоящая кора, похожая на кору молодого дуба!

Недуг захватил не все тело Бельмора. Его шея, плечи и руки полностью одеревенели, но на спине ближе к талии еще виднелись участки потемневшей кожи.

Черты старика загрубели и заострились, но вместе с тем его лицо приобрело умиротворенное выражение. Сквозь седую щетину бороды пробивались тонкие зеленые побеги, а в ушах пушился мох. Пальцы на руках удлинились, скрючились и напоминали обломанные ветки.

Глаза Бельмора были приоткрыты, но затянуты блестящей смоляной пленкой.

– Всесильный Огонь и Небесный пепел! – ахнула я. – Да он же... деревянный!

– Как колода, – радостно подтвердил доктор и потер ладони. – Изумительно, не так ли? Ткани переродились в течение часа и процесс еще продолжается. Меняются клеточные оболочки, естественная жизненная активность угасла. Его сердце не бьется! Но в его грудной клетке слышится шум: предположу, что сердцебиение его крайне замедленно. Впрочем, я могу ошибаться, и Бельмор уже мертв как полено.

Я продолжала смотреть на тело – отвести взгляд было трудно. Сейчас Бельмор был даже красив, как может быть красив сказочный Лесной Царь, мудрый и спокойный, для которого время течет иначе.

– Так он жив или мертв?