Зря ты нанял меня, артефактор! - Антонина Крейн Страница 8

Духам природы мне нравится молиться. Точнее, использовать их святилища для мини-медитаций.

Сейчас я подошла к святилищу груовви — духа, которого принято изображать в обличие сурка и который покровительствует горным лужайкам Шэрхенмисты.

Святилище груовви выглядело, как небольшой источник, обложенный по кругу камнями, с деревянным навесом и медным черпаком, висящем на перекладине. На крыше сидела деревянная фигура самого груовви — сурок был толстеньким, удовлетворенным жизнью и солнечным весенним деньком.

Я сняла черпак, набрала в воды и обмыла сначала левую руку, потом правую, а после — прополоскала рот. По правилам воду из источников духов нельзя пить, но я считаю это глупостью — такая вода, напротив, гораздо вкуснее обычной. Если даже груовви и существует, я очень сомневаюсь, что бесплотному сурку будет обидно из-за пары глотков, утекших в меня, а не в землю.

Я закончила ритуал низким поясным поклоном, после чего деловито вернулась к Тилвасу Талвани.

Он ждал меня, сидя на обочине горной тропинки и играя с ящерицей, которая с какой-то радости его не боялась, а, напротив, залезла на колено мужчины и сладко жмурилась сообразно тому, как Тилвас почесывал ей кожистую макушку.

Артефактор никак не прокомментировал мою внезапную обрядовость. Если что-то и роднит всех без исключения истинных шэрхен — так это глубочайшее уважение к чужим ментальным проблемам.

Кстати, про истинных шэрхен.

— А почему у тебя-то не синие волосы, если ты аристократ? — спросила я, когда мы уже осторожно спускались к Пику Грёз по острым скалам.

— Моя мать чужеземка, и ее гены оказались достаточны сильными для того, чтобы теперь я не был похож на знатного, — он пожал плечами.

— Хм. Я слышала, ты из угасшего рода. Твои родители мертвы?

Уже на половине фразы я поняла, что это слишком жесткий вопрос даже для моего образа воровки. Но Талвани ответил.

— Живы, насколько я знаю. Просто не живут в Шэрхенмисте, наша страна кажется им слишком мрачной, они предпочитают Лесное королевство. Мать родом оттуда. Меня вырастили другие родственники. И вот они мертвы, ты права.

Кажется, он хотел произнести последнюю фразу по-светски дружелюбно. Определенно, у него не получилось. Мы с Тилвасом быстро и неловко переглянулись, будто одновременно почуяв холодное дуновение смерти, так некстати забравшейся в разговор.

— Мне жаль, — наконец произнесла я.

Он ничего не сказал, только кивнул и неловко зачесал волосы назад ото лба.

Ох. Зря он руку от камня оторвал!

Не удержавшись без четвертой опоры, Талвани тотчас потерял равновесие. Мелкие камешки радостно попрыгали вниз из-под его ног, срываясь туда, в огромную котловину, в которой переливался под лучами солнца Пик Грёз — острые спиральные башни, причудливые дома из темных пород древесины, множество веревочных мостиков, поверху соединяющих целые кварталы, озера и каналы, плавающие по ним черные плоты, кедры и скалы, ярко-оранжевые храмы богам…

Да, наш город контрастный и мрачный, что есть, то есть. Но не настолько жестокий, чтобы скидывать на него сверху ритуальную жертву в лице Тилваса Талвани.

Я ловко подпрыгнула к артефатору и схватила его за плечо, помогая вернуть равновесие.

— Я бы справился! — нахмурился он, вырывая руку.

— Всегда пожалуйста, — закатила глаза я.

Спустившись, мы прямиком отправились в Гильдийский квартал. По городу шлялось много людей, ибо была солнечная весенняя суббота, и меня это напрягало — сложно удержать всех во внимании, можно случайно пропустить «хвост» или нападающего.

Я пока не понимала, насколько активно за нами охотятся, но вчерашние переговоры преследователей в Плачущей роще намекали на большую поисковую кампанию…

Наконец мы оказались у главного здания Полуночного братства.

— Жди здесь, — попросила я Тилваса. — Внутрь чужакам нельзя, только клиентам — и то в предбанник. И постарайся не привлекать лишнего внимания, тут неприятные люди бродят.

— Да уж, я по тебе понял, — отозвался Тилвас и еще драматичнее прижал руку к сердцу, пряча медальон.

Я хмыкнула:

— Любуешься городом, как и планировал?

— Нет, сдерживаю тошноту. Любоваться тут правда нечем. Копия нашего Пика Волн, только без моря и с этими ужасными кедрами вместо елок. Почему у вас вообще есть статус столицы? Дыра какая-то.

— Ты неблагодарная дрянь, — жестко осадила я Тилваса. — Именно Пик Грёз зарабатывает деньги для всего государства и зачем-то делится с вами, приморскими городишками.

— Не веди мы морскую торговлю, вы бы стухли в своих горах. А еще мы — культурная столица.

— А мы — настоящая, — с нажимом сказала я. — Сенат заседает у нас, у вас лишь наместник. Что касается культуры…

…Как любые настоящие шэрхен, мы могли до посинения спорить о том, какая столица лучше — береговой Пик Волн или скалистый Пик Грёз. Это настолько классическая тема, что, с одной стороны, ее неинтересно обсуждать, а с другой — ты просто не можешь остановиться. Есть мышечная память, а есть, кажется, дискуссионная — твой мозг может уйти в отключку, а язык будет плеваться остротами на тему второй столицы.

Впрочем, хотя такие споры нередко доводят до взаимных проклятий с использованием тканных кукол и втыкаемых в них иголок, в душе мы не злимся друг на друга.

Мы, шэрхен, вообще не злимся по-настоящему. В глубине нас живет древняя безмятежность, спокойствие океана, которое напоминает о себе в напряженные моменты, не позволяя впасть в истерику — то есть воспользоваться любимым способом разрядки материковых стран.

Нет, мы не такие. У нас есть достоинство. И почти нет чувств — мы чаще изображаем их или намеренно раскачиваем внутри себя, потому что массовая культура внушила нам, что это здорово — эмоциональные качели, дикие страсти. Впрочем, если чувство все же появляется само по себе… Настоящее, глубинное — мы относимся к нему с пиететом и уважением.

Сейчас Талвани и я с пиететом и уважением обозвали друг друга «портовым шлюхом» и «дворцовой подстилкой», после чего самодовольно разошлись. Он нырнул в ближайший переулок, а я поднялась на ступеньки гильдии.

Упоминать о том, что я сама — уроженка и фанатка Пика Волн, из-за чего вся ругань с моей стороны была откровенной ложью, я, конечно же, не стала.