Поместье Лейкседж - Линдалл Клипстоун Страница 8

Я закидываю ремень сумки повыше на плечо. Они говорят об Ариене и обо мне так, как будто нас здесь нет.

– Я его сестра.

Ее бледно-зеленые глаза сужаются.

– Так ты тоже?

Монстр перебивает ее:

– Забудь о ней. Она никто.

Он подходит к одной из лошадей, расстегивает рюкзак, пристегнутый к седлу, и достает еще одну пару перчаток. Он надевает их, крепко затягивая на запястьях.

– Пошли. Я уже потратил здесь достаточно времени.

Флоренс обнимает Ариена за плечи и ведет его к одной из лошадей. Она помогает ему подняться, а затем ловко забирается в седло позади него. Никто из нас раньше не ездил верхом. Ариен, сидя на спине лошади, выглядит очень маленьким.

Затем Флоренс щелкает поводьями, и они с Ариеном уносятся прочь. На дороге остаётся лишь облако пыли, которое становится все меньше. Я остаюсь одна. Наедине с монстром. Его острые черты лица искажаются, когда он смотрит на меня. То, как он меня описал – никто, – все еще раздражает.

– Я поеду с вами?

Он откидывает капюшон своего плаща, проводит рукой в перчатке по своим длинным волосам.

– Если только ты не предпочитаешь остаться.

Я быстро качаю головой и смотрю на лошадь. Она огромная, с неизмеримо глубокими влажными глазами. Она беспокойно переминается на подкованных серебром копытах. Я вижу концы вбитых в них гвоздей, которые удерживают подковы на месте.

Я неуверенно касаюсь ее бока. Мышцы, ребра и тепло движутся по моим пальцам, пока лошадь глубоко дышит.

Монстр многозначительно смотрит на меня. Меня охватывает страх при мысли о нас двоих, прижатых друг к другу во время езды.

– Вы должны помочь мне забраться.

Он протягивает руку. Я складываю юбки, и он с презрением смотрит на мои грязные ботинки. На его рубашке из темного льна под плащом нет ни единой складки. Его собственные ботинки начищены до тусклого блеска. Я с силой наступаю ему на руку, когда он помогает мне, в надежде, что измажу ее пылью как можно сильнее.

Он искоса смотрит на меня, а затем смеется – мрачным, недоверчивым смехом.

– Почему ты носишь шерстяные чулки посреди лета?

Я хватаю юбку и натягиваю подол, чтобы прикрыть колени.

– Почему вы в зимнем плаще?

Он игнорирует мой вопрос, но рассеянно тянется к воротнику своего плаща, поправляя застежку на плече. Затем он садится на лошадь позади меня. Сжимая поводья в одной руке, он обнимает меня за талию. Я непроизвольно втягиваю воздух и максимально отклоняюсь от него. Он подгоняет лошадь. С дороги поднимается песок, и я задыхаюсь от пыли.

С каждым движением лошади, каждым толчком мне кажется, что я вот-вот упаду. Меня удерживает на месте только крепко обнимающая рука Монстра. Я чувствую жар его груди на своей спине, его грубое дыхание шевелит мои волосы.

Солнце продолжает садиться, и закат малиновыми полосками просвечивает сквозь деревья. Сумерки разливаются по лесу сияющим блеском и темно-коричневыми тенями. Мы преодолеваем поворот дороги, и далеко впереди я вижу Ариена и Флоренс.

– Что вы имели в виду, говоря, что поможете моему брату? – спрашиваю я у монстра. – Что вам от него надо?

Я поворачиваюсь, пытаясь увидеть его лицо, и вздрагиваю. От последней вспышки солнечного света его кожа окрашена в красный, он словно залит кровью.

– Ты правда не понимаешь?

Он ждет, но я не отвечаю. Хмурясь, он продолжает.

– Мне нужны его тени.

– Они не его. Это всего лишь грезы. Ариен ничего не сможет вам дать.

Я не буду думать о том, что происходило в деревне, в лесу, при дневном свете. Все, чего боялась Мать – что внутри Ариена тьма, что Подземный Лорд претендует на него, – не может быть правдой. Не может быть.

Монстр насмешливо качает головой:

– Лишь грезы.

И затем, прежде чем я успеваю себя остановить, вопрос вырывается наружу:

– То, что говорят про вас и вашу семью, – это правда?

Я задыхаюсь, когда он скручивает мои волосы в узел и наклоняется ближе, пока его рот почти не касается моего уха.

– Да.

По моей щеке пробегает его дыхание.

– Все, что про меня говорят, – правда.

Меня охватывает дрожь. Я открываю рот, но не издаю ни звука. Все, что я слышу, это эхо его голоса. Он ослабляет хватку, и мои запутанные ветром кудри развеваются. Его рука сжимает мою талию, и он заставляет лошадь двигаться быстрее. Я смотрю по сторонам, осматривая обочины дороги в поисках тропинки, дома, чего угодно. Но выхода нет. Только лес, небо и ночь. И монстр, прижимающий меня к себе.

Мы пересекаем поляну, земля по обе стороны дороги пуста, за исключением упавшего дерева. Корни, торчащие над землей, спутаны. На фоне заката они похожи на когти.

Я замерзаю.

Наконец мы доезжаем до окруженного оливковой рощей дома на обочине. Уже темно, ночное небо посеребрено почти полной луной.

Монстр берет поводья и быстро спешивается.

– Впереди еще один полный день пути до Лейкседжа. Мы будем спать здесь, а утром снова отправимся в путь.

Я смотрю на дом. Он такой маленький – всего одна комната. Я так переживала за Ариена, что даже не подумала, что нам придется провести ночь так близко к монстру. Что теперь мы будем с ним каждую ночь в проклятом поместье.

Он протягивает руку, и я позволяю ему помочь мне спуститься с лошади. Когда мои ноги касаются земли, я спотыкаюсь и, не задумываясь, хватаюсь за его плащ, чтобы не упасть. Он пристально смотрит на меня. Я начинаю дрожать, и его рот растягивается в острой улыбке.

– Только не говори мне, что тебе холодно даже в этих шерстяных чулках.

– Я в порядке.

Отталкиваю его и быстро иду туда, где ошеломленный Ариен стоит рядом с другой лошадью. Я обнимаю его.

– У тебя все нормально?

Я касаюсь его щеки. В лунном свете он кажется еще бледнее. Он устал и встревожен, но цел и невредим.

Морщась и потирая бедро, он кивает:

– Все болит.

В доме у дороги темно, окна закрыты плотно затворенными ставнями. Крыша опутана лианой глицинии, и воздух наполняет тяжелый аромат цветов.

Я тянусь к Ариену, беру его за руку и крепко ее сжимаю, когда мы заходим внутрь.

Четвертая глава

В комнате жарко, а свет исходит лишь из одного-единственного фонаря на столе. На стене напротив окон со ставнями – алтарь. На иконе изображена Леди со склоненной головой и поднятыми ладонями, между ее пальцами вьется лоза. Под алтарем – ряд потухших свечей.