Хранитель волков - Марк Даниэль Лахлан Страница 8

— Я уничтожил ночного гостя, этого лесного бродягу, господина, покрытого шерстью, о крестьянин, повелитель навоза и раб зерна, о, мой ваятель дерьма! Однако волк сорвал с меня одежды, — сообщил незнакомец. — Ты не одолжишь мне свои, чтобы я мог прикрыть ту роскошь, которую священники величают срамом? — Он сделал движение, как будто собирается скинуть с себя волчью шкуру, однако в последний миг остановился.

— Если ты уничтожил волка, а я вижу, что так оно и есть, я одолжу тебе плащ, — пообещал старик. — У меня дома остался один, который служил мне верой и правдой много зим.

— Мне больше нравится дорогой и новый, который сейчас на тебе, — заметил гость. — Он соткан самой умелой рукой, которая когда-либо держала челнок.

— Его соткала я, — сказала Саитада.

— Я знаю, госпожа, — ответил незнакомец и низко поклонился.

— Она не госпожа, а рабыня, — вставил крестьянин.

— Она свободнее, чем ты когда-либо будешь, — возразил юноша. — А теперь отдавай плащ, пока я не содрал с тебя кожу и не завернулся в нее!

Слова незнакомца как будто прожгли крестьянину мозг. Ему показалось, что он жарится в подливе из собственного хвастовства, притворства и слабостей. И он сделал так, как ему велели. Залитый лунным светом молодой человек протянул руку Саитаде, и ей показалось, что вокруг нее затанцевали крохотные искорки света; малюсенькие серебристые шарики размером с маковое зернышко заблестели в мерцающей паутине. Юноша набросил на себя сотканный ею плащ, завернулся в него и запел:

Как пол-луны она прекрасна,

Но гибелью грозит луне.

Погаснет солнце ровно в полдень,

Ведь бродит волк уже во сне.

Последняя строчка ужасно насмешила молодого человека, он разразился хохотом, который Саитада невольно подхватила. Она смеялась, словно ребенок, с которым только что поделились каким-то озорным секретом. Ее смех все звучал и звучал, и ей уже стало казаться, что она никогда не успокоится.

Но затем смех оборвался, осталась только ночная тишина. Все вокруг изменилось, и изменилось навсегда. Саитаде показалось, что она стоит посреди поляны, залитой серебристым светом полной луны.

— Погляди, как прекрасна одежда, сотканная тобой, — сказал молодой человек.

Он стоял перед ней, однако на нем был уже не ее плащ: он превратился в накидку из перьев, которые, казалось, были и не перьями, а языками серебристого пламени или всполохами света. Свет заливал его и поднимал к небесам, вскоре юноша уже висел над землей, не касаясь поляны ногами. Крестьянина и его жены нигде не было видно.

— Тебя никогда никто не любил, — произнес незнакомец.

— Это правда, господин, — ответила Саитада.

— И до этого мгновения ты не знала, что можешь быть любима, — продолжал он.

— Не знала.

— Я могу любить только тебя, — заявил он. — Кто захочет любить князей и героев, которые вечно воюют и убивают?

— Я не знаю ни князей, ни героев, господин.

— Погоди, еще узнаешь, — сказал он. — Только они успеют до смерти тебе надоесть раньше, чем ты узнаешь их как следует. — Он улыбнулся Саитаде. — Ты, радость моя, само совершенство.

— Но не мое лицо, господин.

— Ты сама выбрала несовершенство, что же может быть совершеннее? Ты поняла, что твое несовершенство совершенно и избавилась от него, сделав себя несовершенной, чтобы снова обрести совершенство. Логика совершенно безупречна.

Он опустился на землю, и плащ на нем превратился в ковер из белых перьев, покрывших поляну настоящими сугробами. Саитада легла на эти перья и ее, знавшую до сих пор только солому, поразило, насколько это приятно.

Незнакомец продолжал:

— Они выжимают из себя все силы, чтобы быть лучше других, преуспеть, заставить скальдов воспевать их. Других желаний у них нет. Но что может быть лучше, чем плюнуть на дары богов и восстановить против себя судьбу?

— Я сделала это для того, чтобы они больше не могли наслаждаться мною.

— Они вообще не смогут больше наслаждаться. Хочешь узнать, какая их постигла судьба?

— Только если это была злая судьба.

— Я им отплатил, — проговорил сияющий прекрасный бог. Саитада была твердо уверена, что перед ней не смертный. — Видела бы ты физиономию кузнеца, когда я заговорил с ним из огня и он опрокинул котел с расплавленным свинцом прямо себе на мошонку! Теперь он достает член из штанов только с одной целью. Ты рада?

— Этого недостаточно, — сказала Саитада.

Бог взмахнул рукой, и она увидела кузнеца, спящего в своей постели. Он был бледен, с искаженным от боли лицом, и что-то мешало ей ясно его рассмотреть. Это был дым. Соломенная крыша горела. Кузнец проснулся и попытался спастись бегством, однако его увечье не давало ему пошевелиться. Саитада видела, что кузнеца охватывает ужас по мере того, как разгорается огонь.

Она улыбнулась, наблюдая за бывшим хозяином.

— Ты сама сила, госпожа, сама сила! — произнес бог. — Эльфы поют тебе хвалу, а гномы в своих подземельях в полном отчаянии — они знают, что им никогда не создать ничего, сравнимого с твоей безупречной красотой.

— Мне хотелось бы узнать твое имя, господин, — сказала Саитада.

Ее охватило какое-то странное чувство, до сих пор она не видела ни одного мужчины, от которого бы веяло чем-то подобным. Любовь, исходившая от него, была не отвлеченным понятием, а чем-то настоящим и осязаемым. Наверное, когда-то так ласкала свою маленькую дочку ее давно забытая мать.

— Имя? — переспросил незнакомец. — Имя? Госпожа, как и твое, мое величие не в силах выразить одно-единственное имя. Для начала ты должна получше узнать меня. Должна понять, с чем я борюсь.

Над поляной растекся запах крови и пожарища. Послышался грохот и звон, как будто все звуки кузницы усилились в тысячу раз, металл громыхал о металл, металл ударял по дереву. Саитада интуитивно догадалась — это шум битвы. На краю поляны стоял высокий седой человек с бородой, в широкополой шляпе. Один глаз у него был закрыт повязкой, а у ног лежали два громадных волка, зубы у них были размером с кинжалы. И лицо человека наводило ужас. Саитада уже видела раньше подобные лица. Так выглядят мужчины, когда наблюдают за петушиными боями или науськивают собак вцепиться друг в друга. Такие же лица были у друзей кузнеца, когда они подминали ее под себя, — восторг от творимого насилия и жажда нового насилия.

— Узри Одина, верховного бога, охваченного жаждой, — проговорил незнакомец. — Смотри, как он прозревает, поглощает и правит. Отец, покажи!

Старик ничего не ответил, он так и стоял, застыв, и на его лице отражалась зловещая радость. Молодой бог подошел и дернул старика за нос, однако тот не пошевелился.

— Дай ему волю, и он пожрет целый мир! — сказал незнакомец. — Он узнает все, поглотит любую тайну, чтобы все на свете подчинялось ему. Он настоящий сумасшедший. Он много выпил из источника мудрости, но только воды попали на пламя вечного голода, и у него сварились мозги. Однако он все равно хочет знать больше и больше.