Око волка - Михаил Кузнецов Страница 8

– Наслаждайся, – улыбнулся Бони перед тем, как закрыть дверь.

Эд остался один. Теперь это его официальный номер, ключи лежали на столике у входа. Он заказал себе полный обед, после принял душ и лег спать. А на улице только начинался четвертый час, пекло солнце, вылезшее из-за туч, и шумел незнакомый город. Этой ночью наставник и ученик начнут долгую охоту на всех окружных вампиров, которые, как понял Эд, не особо скрываются, что только добавляло проблем. Эти твари имели в России особый статус, из-за которого на них просто так не наедешь, не прижмешь к полу, не прострелишь ногу или руку бронебойной пулей. Эд был боевиком, ищейкой-загонщиком, штурмовиком в авангарде, уже десять лет, как принявший на себя эти роли. И он совсем не был дознавателем. Вопросы – не его стихия, а спрашивать придется много.

«Огромная тень пала на левую сторону площади. Она шпилем врезалась в брусчатку, наполнила ее жидкой, словно вода, тьмой. За тенью площадь продолжалась, но перейти ее было невозможно. Он шел среди толп людей, совсем одинаковых, безликих и серых, а впереди маячил силуэт. Нет, даже не силуэт, а знакомая фигура мужчины. Он шел перед Эдом, ведомый окликами экскурсовода, знакомо подволакивал ногу и смешно размахивал руками. Эд следовал за ним, сквозь постоянно текущий поток людей, с которыми сталкивался, задевал плечами, но ускориться не мог. Он посмотрел на Московский Кремль.

Да, он помнил тот день. Его первый визит в Москву и первый раз на Красной Площади, экскурсия для иностранцев. Родители хотели, чтобы молодой Эд пошел с ними, и он пошел, вредно скуля и навязываясь девушкам из своей группы. Отец так же топал впереди, подволакивая ногу, махал руками, слегка отстав от матери. Вот только в этот раз стояла глубокая ночь, полная огромная Луна вылезла вместо Солнца освещать площадь, и матери не было видно.

«Отец», – позвал Эд, но фигура не обернулась.

«Отец!»

Никакой реакции.

«Отец, отец!» – начал кричать Эд и рваться к нему.

Люди вдруг загородили путь, намеренно бросаясь под ноги. Он отталкивал их, словно серые куклы, бил, когда не поддавались, но все равно вяз в сплошном сером месиве. И когда Эд совсем остановился, застыла и фигура, но не обернулась.

«Отец, это я! Обернись, это я!»

Но фигура продолжала стоять спиной. А Эд все рвался к ней, безуспешно пытался растолкать людей-кукол.

«Отец, обернись, пожалуйста! Отец! Я не хотел, я испугался! Прости меня, отец, я не хотел убегать! Отец!»

Тут одна из плотных рядов кукол позади фигуры показался волк. Шкура его – черна как уголь, клыки огромны, узловатые пальцы на лапах закачивались когтями-ножами. Волк обернулся к Эду и сверкнул глазами.

«Отец, он сзади!» – завопил Эд, однако фигура не двигалась.

Огромный волк заковылял к фигуре, клацая зубами, и чем сильнее Эд пытался вырваться из толпы, тем гуще она становилась.

«Я сейчас, отец, я сейчас!» – он стал трансформироваться, почти не замечая боли.

Еще один волк появился за спиной фигуры, такой же, как первый. И еще один, и еще. Вскоре вся толпа начала превращаться в волков, одинаковых, огромных. Вот сам Эд стоял в окружении зверей, рычащих на него, скалящих зубы. И лишь фигура отца осталась прежней.

«Отец!» – в последний раз крикнул Эд, понимая, что все кончено, как и в тот раз.

Ковыляющий к фигуре волк остановился. Застыли и остальные.

Фигура повернулась. Вместо отца стоял Джон, в мятом и грязном сером костюме, с его вечно засунутой правой рукой в карман. Джон смотрел прямо на Эда, сверкая волчьими глазами.

– Ты услышишь ее, и я прошу пойти за ней, – сказал наставник спокойным и вкрадчивым голосом. Этого голоса Эд не слышал больше двадцати лет. Джон улыбнулся, кивнул на Луну.

Эд посмотрел, и сердце его сжалось – Луну, его толстою и прекрасную Луну закрыло черное пятно, чернее ночного неба. Из-под пятна выбивалась Она, короновала это пятно, делала его похожим на глаз.

«Джон, что это значит?» – спросил Эд

– Она придет, и снова все станет ясным.

«Я не понимаю, что с Луной?»

Джон отвернулся и пошел дальше, подволакивая ногу.

«Джон!» – позвал Эд. – «Джон, что это все значит?!»

Куклы вокруг снова стали людьми. Толпа двинулась врассыпную, а первый волк исчез.

«Джон! Что все это значит!?» – кричал Эд, идя за наставником. – «Джон, черт возьми, объясни! Джон! Стой!» – толпа нахлынула, загораживая удаляющуюся фигуру.

«Джой, стой! Джон! Отец!..»

Эд вздрогнул и открыл глаза. Его клыки и когти выступили наружу, а он даже не заметил. Кошмар… сон… но до чего реальный – даже запахи как настоящие. И он помнил его весь до конца, чего почти никогда не бывает со снами. Луна, Джон, отец, тот волк, с черной шкурой, он помнил его. Навсегда запомнил того волка. Эд втянул когти и клыки, и даже не сразу понял, что телефон ходуном ходит от вибрации.

– Да? – просипел он в трубку.

– У тебя все нормально? – Это был голос Джона. Обычный голос Джона.

– Нормально.

Пауза.

– Ладно. Через два часа выходим, будь готов.

– Хорошо.

Он посмотрел на время – одиннадцать вечера – и отложил телефон на тумбочку. Огляделся. Деревянная кровать и матрац изодраны, от одеяла и простыни остались одни лоскуты. Эд посидел, тупо уставившись на измочаленную подушку, и не одевшись, прямо в трусах вышел на балкон, в ночную прохладу, оперся на поручни. Первая ночь в Москве выдалась освежающей. Огромный город горел жизнь, по улицам, словно усеянными гирляндами сновали люди. Город не спал, а, казалось, только начинал жить, и проезжая по дневной Москве, Эд не заметил такого движения, какое началось ночью. Чарующий город. И чарующая Луна над ним, нормальная, двухнедельная. Напоминающая, что через две недели случится еще одно убийство, времени не так много.

– А ты крепкий, – раздался голос справа.

На соседнем балконе стояла женщина, молода, но уже не девушка. Она была из тех современных женщин, у которых с фигурой творилось черт знает что: длинная шея, маленькие груди, широкие бедра, невысока и худа. На остреньком лице застыла озорная улыбка, а большие миндалевидные глаза будто впились в Эда. Волосы такие темные, что казались, намазаны углем; собраны в небрежный пучок на макушке. Она стояла только в длинной мешковатой футболке, которая свисала на ней почти до колен, и через нее выступали маленькие пуговки сосков. Женщина совсем не пахла, что начинало волновать. Все имеет свой запах, но не она.

– Нда, – пробормотал Эд, отворачиваясь к городу. – Как-то само вышло.

– Что? – голос у нее был слегка низкий и осипший.

– Я говорю, что ни килограмма не поднял, чтобы его таким сделать.

– Ваш род несет тяжелое проклятье, должно же быть в нем хоть что-то хорошее.