Калинка-малинка для Кощея - Марина Комарова Страница 8

Неужто Елька опоила его присухой? Ой, дуреха. Лель же сам не простого рода. Пусть ворожить, как я, и не умеет, только все равно кое-что может. А матушка его уж при рождении позаботилась, чтобы к сыночку никакая гадость не липла. И даже если временно чары подействуют, то потом все равно восстановится прежнее состояние.

Лель, кстати, молодец. Абы кому этого не рассказывает. А присухой его опоить или приворот сделать уже не первый раз пытаются.

Только вот ничего из этого не выходит. И слава богам.

А в этот… Вдруг вышло?

Я приблизилась к двери дома. На мгновение замерла, потом приложила ухо. Со стороны, конечно, кто взглянет несведущий, всякое подумать можно, да только иначе дом не послушаешь. А в Полозовичах несведущих и нет, с чудесницами тут спорить не принято.

– Ну, – пробормотала я, – прости, хозяюшка бревенчатый, что пришла незваная. Да только иначе никак, Лель твой запропал куда-то. А просто так его не найти.

Дом только тяжко скрипнул, словно на своем языке высказывался по поводу непутевого господина. Я приложила ладонь к двери; вмиг коже стало тепло-тепло, будто коснулась чего-то прогретого солнцем. А потом дверь тихонько тренькнула, будто петли приветствовали меня, и раскрылась.

Я ступила внутрь и сделала глубокий вдох. Запах трав и глины, немного – угля. И ничего съедобного, разумеется. Лель, когда зарабатывался, забывал и про сон и про еду. Поэтому домовой его часто ворчал, а потом повязывал передник, брал ложку и шел варить кашу, чтоб и самому поесть, и накормить уработавшегося Леля.

На полу стояли горшки. Маленькие, средние и большие. С гладкими бочками, уже покрытыми глазурью, с грубыми и необработанными или с резными разными узорами. В центре находился стол, сплошь заставленный макитрами с плоскими крышками. Из одной, особенно пузатой, торчала расписанная золотом ложка. У других соседок такого «украшения» не было. При этом ото всех исходило слабое медовое сияние.

– А я и говорю, – внезапно важно сообщила макитра с ложкой. – О нас и позабудут! Хозяйчик должен был на рынок везти сегодня меня и Конопатого.

Из бока макитры вдруг появилась маленькая коричнево-золотистая ручка, схватила ложку и указала в сторону рыжеватого вытянутого горшка с мелкими пятнышками. Хм, вот и впрямь уж – конопатый.

– …да только пропал пропадом! – важно и печально закончила речь она. – Поэтому и никак. Вот сидим и ждем своего часа.

Кто-то внизу всхлипнул. А потом дружно заревели всей компанией. Да так, что я чуть было дар речи не потеряла. Вот это да! Как-то до этого они при мне все стеснялись говорить. А тут то ли не заметили, то ли так тоскуют по Лелю, что уже и позабыли про осторожность. Оно ведь как… Каждая вещица, сделанная человеческим руками, имеет свой голос и мысли. Ведь творец вкладывает частичку души в каждое изделие. Вот она потом и оживает, изменив внешний облик, но сохранив самое лучшее, чем наделили.

И «хозяйчик»… Леля так называют, что ли, проказницы?

– А если он не вернется? – донесся тоненький голосок снизу, и я разглядела малюсенькую глиняную солонку. – А у меня нет пер… пер…

– Перечница твоя в печке стоит! – сварливо отрезала макитра. – Ничего ей не сделается, осталось всего ничего – запечь!

– Обжечь! – возмущенно донеслось из печи.

– Это одно и то же, – не смутилась макитра. – И вообще…

– Ах вы, бесстыдницы! – пробасил кто-то с моей стороны и похлопал по руке.

О, а вот и домовой! Важный такой, седобородый, в красном кафтане, темных штанах и лаптях. На поясе висит множество ключей, что при каждом шажочке ударяются друг о друга и издают мелодичный звон.

Я улыбнулась:

– Здравствуй-здравствуй, Емельяныч, ты как?

Горшки вмиг смолкли, только солонка жалостно охнула. Кажется, до всех только дошло, что в доме появился кто-то чужой. Емельяныч неодобрительно посмотрел на глиняных болтушек.

– Да вот, Калинушка, как видишь. Глаз да глаз нужен. Ибо говорят без умолку. Хоть бы раз посмотрели да оглянулись как следует. Так нет же!

Я положила руку на плечо домового, пытаясь успокоить. Хоть сама еле сдерживала улыбку.

– Ты не серчай на них, не со зла же. За хозяйчика переживают.

Домовой только покачал головой:

– Ох, хозяйчик. Задал нам задачку. Ты вот что, Калинушка, садись на лавку – нет в ногах правды.

Я не возражала и послушно устроилась на лавке. У Леля в доме чисто, только немножко одиноко. Все же нужна ему хозяйка. Правда, не приведи боги такую, как Елька. Эта еще неизвестно как себя поведет. Эх, чудесница, куда смотрела-то, что проглядела друга дорогого?

Впрочем, ответа нет, это я так. Одна надежда теперь на домового. Емельяныч, может, чего по делу подскажет. Он немного зануден, особенно после моих родненьких Тишки и Мишки, но это можно потерпеть. Очень уж грамотный мужичок.

– А вы что-то знаете? – осторожно спросила я.

Краем глаза заметила, что медовое сияние, окутывавшее глиняную посуду и утварь, хоть чуток и поблекло, но не исчезло. Чувствовалось, что все говорливые предметы навострили невидимые ушки и готовы внимать рассказу домового.

– Кое-что, вестимо, знаю, – степенно сказал Емельяныч и присел рядышком на лавку. – Да только разве ж он слушал? Вот говоришь ему: Лелюшка, нельзя так. Не ходи! Ага, только кивнет, покачает головой, сверкнет очами своими огромными и – фьють! – умчался, что и ветер не догонит. Сама же знаешь.

Я невольно хмыкнула. Да, он такой. Поэтому мы с ним неплохо друг друга дополняли. Успевала сдерживать его порывы, кхм, душевные. А тут… не уследила.

– И вот недавно, – начал домовой, – этак с пару недель назад, пришел к нам человек, Калина. Незнакомый, темный, со взглядом голодным и пустым. А на поясе его была костяная дудочка.

Услышав последнее, я насторожилась. Дудочка? Очень интересно. Прямо тут тебе паломничество бродячих сказителей и музыкантов. Но вот по описанию немного странно. Вроде бы и похож на Дивислава и в то же время… не совсем он. Пусть тьмой и веет от него, только взгляд вовсе не голодный и не пустой.

А еще внутри кольнуло, стало несколько неприятно. Наговаривают! И тут мысленно дала себе подзатыльник. Это еще что за мысли? Не знаю его совсем, а уж защищаю. Ну и ну, дожили.

– Представился Темнозаром, – тем временем продолжал Емельяныч, словно не видя моей задумчивости. – И вроде бы не со злом пришел, только все равно мы все переполошились. Не наш он, чужой.

Темнозар? Вот так имечко. Явно не из Полозовичей. Да и вряд ли в землях наших кому в голову придет так ребеночка назвать. Издалека пришел. Только вот откуда? Хороший вопрос.

– И чего же хотел? – осторожно уточнила я.

Емельяныч поковырял носком лаптя пол. Глубоко задумался, потом тяжко вздохнул.

– Вот, Калинушка, вовек бы не подумал, что такому могут понадобиться свадебные ковши-двоедушницы. Заказал Лелюшке, да сразу и заплатил, не стал ожидать выполнения работы.