Компас черного капитана - Юрий Погуляй Страница 8

В их спутниках чувствовались лишь скука и желание поскорее покинуть это место. Двое плечистых мужчин и вторая женщина были похожи. Одеждой, ростом, манерой двигаться. Они будто вовсе не двигали плечами при ходьбе — даже когда поворачивались, делали это всем телом, а не как обычные люди. А еще они чего-то боялись, и мне показалось, что их страх как-то связан с их «мертвым» товарищем.

У меня между лопатками пробежали мурашки.

На Кассин-Онг вместе с морозом спускалась ночь, отчего цирковые гирлянды горели все ярче и праздничнее. Теплый день остался позади, солнце закатилось, и холод выбрался из укрытия, обняв деревню. Но вокруг огромного ледохода гудел собирающийся народ, а мимо лотков праздно шатались как жители нашей деревни, так и приезжие. Вкусно пахло выпечкой и благовониями. Морозу пришлось отступить прочь от людей, предоставив им шанс позабыть на время о привычном холоде. Горизонт дышал розовыми красками. Там, на краю неба и льда, свет еще боролся. Здесь он уже проиграл. На небе вовсю сверкали звезды.

Я старался держаться на возвышении у врубленного в лед столба, по которому пытался залезть кто-то из циркачей и достать связку вяленой рыбы, привязанную наверху. Он смешно извивался всем телом, забираясь все выше, а затем под разочарованный гул зрителей соскальзывал вниз по обледенелому дереву, но не сдавался и вновь шел на штурм. Лицо его раскраснелось от внутреннего жара, глаза сверкали, и я чувствовал, что он специально оскальзывается, развлекая толпу своими неудачами.

В ней все чаще раздавались хорохорящиеся крики, а Эльнар ан Гаст, наш лучший охотник, громко призывал освободить ему столб, чтобы он показал «этому бродяге настоящую сноровку». Именно благодаря веселым выкрикам Эльнара я и отвлекся на пару минут от наблюдения, а когда опомнился, не сразу и нашел своих подопечных.

Они поднялись на примыкающую к ярмарке платформу и пошли, рассекая телами собирающихся на ярмарку людей, в деревню. Мое сердце заколотилось как безумное, и я посмотрел вокруг, надеясь, что увижу либо Сканди, либо Глонгу. Конечно, ни старосты, ни шамана на ярмарке не было…

Сейчас мне не ясно, чем бы они смогли помочь тогда. Какие бы слова нужно было найти, чтобы не прослыть дураком. Но нет смысла так ворошить мысли прошлого. Что сделано, то сделано. Я решился идти сам. Спустившись вниз и протиснувшись сквозь толпу зевак, подбадривающих циркача на шесте, я ненадолго потерял незнакомцев из виду, но затем, забравшись на дорожку, увидел, как они свернули направо, на расчищенную дорожку, ведущую через мостики в сторону моего дома.

И дома Одноглазого.

Я пошел так быстро, как мог идти, не привлекая к себе внимания. Благодарение Темному Богу, между тем островком, примыкающим к ярмарке, и жилищем старого моряка было по меньшей мере шесть платформ, и мне не составляло труда преследовать странных гостей незамеченным, смешиваясь с зеваками, а то и просто прячась за углами.

Несмотря на холод, моя спина покрылась липким потом, а дыхание рвалось из груди с таким сипом, будто за спиной осталось уже лиг десять, не меньше. Меня окатывали волны веселья и приятного ожидания, исходящие от людей на ярмарке, а я же испытывал непонятный мне страх. Окружающий мир грозил измениться. Эти странные гости несли в себе что-то новое, что-то непривычное. Игра, которой я себя завел, вдруг перестала быть забавной.

Я чувствовал зло. Настоящее, чистое зло. «Мертвый» бородач занимал все мои мысли. Лавируя между людьми, которых становилось все меньше и меньше, я уверенно сокращал дистанцию. Вскоре между мной и странными людьми остался лишь один мостик, старый полуразвалившийся сарай отца за ним и собственно убежище Одноглазого. Когда незнакомцы уверенно поднялись на крыльцо (двое мужчин-близнецов и рыжая красавица остались внизу), я, пригнувшись, стараясь ставить ноги поближе к заснеженному краю, перебежал на соседнюю платформу и нырнул вправо, прячась за сараем.

Сердце билось в груди с такой силой, что заболели ребра. Переводя дыхание, я с ужасом ждал, как раздастся возглас сторожей и они бросятся ко мне, но время шло, а меня никто не трогал. Лишь мороз с каждой минутой моей неподвижности пробирался под одежды все настойчивее. Кожа на бедрах уже онемела. Растирая ее сквозь меховые штаны, я осторожно выглянул из-за угла.

Вторая спутница «мертвого» как раз постучала в дверь.

Старик долго не открывал. Пользуясь темнотой (шаманский фонарь горел только над входом в дом Одноглазого), я наблюдал за крыльцом, тревожась о том, что нигде не могу найти рыжеволосой. Она будто исчезла с платформы. От страха зазвенело в ушах. Дышать приходилось ртом, потому что иначе, как мне казалось, меня услышат не только незнакомцы, а еще и сам Темный Бог пробудится и вынырнет из-подо льда, чтобы посмотреть, кто его потревожил. Холодный воздух проникал в меня, остужая все больше. Зубы застучали.

Вскоре я услышал каркающий голос старика:

— Кончено! Я ничего не знаю! Уходите, прошу вас!

Женщина что-то ему сказала, но что именно — мне не удалось расслышать. Голос у нее был приятный, чарующий, но мне показалось, что она вообще говорит на другом языке. Прижавшись к стене, я пытался унять бушующее в груди сердце и вслушивался. Меня обволакивали отчаяние Одноглазого и его страх. И холодная угроза спутников «мертвого» бородача.

— Я никому ничего не сказал, клянусь! — услышал я. Темный Бог, сколько ужаса было в этих словах. Старик боялся так, как боятся только маленькие дети…

В дверь громко ударили. Затем еще раз.

— Помогите! — отчаянно закричал Одноглазый. Суровый морской волк, превратившийся в испуганную жертву. От этой перемены мне стало еще страшнее. — Помогите!

Но навесная дорожка была пуста. Здесь, на этом ее ответвлении, вечно занесенном снегом, и днем-то редко кто ходил, а там, где сейчас шумело веселье да рвались шутихи, — никто бы не услышал жалобного крика. Я сглотнул, переступил с ноги на ногу. Нужно было бежать назад, к цирку. Звать на помощь.

У меня еще был шанс успеть.

— Мальчик?

От ласкового женского голоса я даже подпрыгнул, а сердце попросту остановилось. Рыжая ведьма стояла на дорожке рядом с сараем. В четырех шагах от меня. Под отороченным белым мехом капюшоном демоническим огнем полыхнули ее глаза, и я в испуге отпрянул, сразу вспомнив жуткие легенды про ледовых гончих. Бывшие люди, чьи души были либо захвачены проклятыми черными капитанами, либо вручены в злые руки по собственной воле. Неужели те истории не врали? Неужели это…

На меня нахлынула жуткая волна намерений этого существа, которое уже нельзя было назвать человеком. В бурлящем водовороте недобрых чувств отчетливо проступила жажда смерти и чуждая здесь звериная тоска. Ледовая гончая истово хотела меня убить. В ней зажглось щемящее предвкушение моей крови.

Женщина-нечеловек сделала небольшой шаг вперед и тем разрушила порабощающее мою волю оцепенение. Я рванулся прочь и бросился вдоль сарая к краю платформы, оскальзываясь на металлических листах. Мне нужно было пробежать несколько ярдов до обледенелых перил. Кованые решетки, покрытые снегом, служили для того, чтобы никто во тьме не сверзился вниз, на жесткий лед. Но сейчас они отделяли меня от спасения. В спину толкнула теплая волна охотничьего азарта, а спустя миг заскрипел снег под ногами бросившегося в погоню убийцы.