Приют изгоев - Инна Кублицкая Страница 76

БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ЖУТКОЙ ПУСТЫНИ

Аойда терпеть не могла, когда ее называли королевой и государыней; Абраксас же, кажется, находил особое удовольствие в том, чтобы ее злить, и постоянно требовал от окружающих королевских почестей для своей жены.

Правда, чем дальше они уходили на Юг, тем меньше людей встречалось на их пути; предупрежденные заранее, они на несколько дней бросали свои дома и спешно уходили на Восток и на Запад, освобождая дорогу колдуну. Абраксаса это ничуть не смущало; он, казалось, даже не замечал этого. Только однажды Аойда услышала от него досадливо брошенное: «И ладно, мороки меньше!»

Они тогда вошли в большой город, почти совершенно обезлюдевший, и только калеки, беспомощные, древние старики и безумные — все те, кто не смог уйти и кого не смогли забрать с собой, приветствовали вступившее в город войско, и зрелище было жалкое, отвратительное, если не сказать больше — страшноватое: словно разверзлись могилы и из них вылезли на белый свет мертвецы — в струпьях, истлевших одеждах, с отвалившимися конечностями и страшно смердящими ранами, еле ползущие или кривляющиеся, корчащиеся… И все они выползли из своих убежищ, действительно мало чем отличавшихся от могил, и спешили приветствовать своего государя и повелителя, воем и стонами вознести ему хвалы, прикоснуться к нему… Аойде было очень не по себе, когда они проезжали по словно вымершему городу и только эти жалкие подобия людей встречали кавалькаду. Аойда поразилась, сколько может быть ненужных и никчемных бродяг, калек и нищих в одном городе! Не свозили же их, в самом деле, сюда специально для встречи Абраксаса… Сам Абраксас проезжал сквозь этот жуткий строй с непроницаемым лицом, но Аойда уже достаточно знала своего будущего мужа и видела, что и ему не по себе. Именно в тот день он и произнес эту фразу, отведя душу казнью нескольких десятков мародеров, оставшихся в пустом городе на свой страх и риск и за это поплатившихся головами…

Дороги здесь были куда лучше, чем на Севере, и карету Абраксас подыскал себе более удобную; теперь они ехали быстрее, и Ар-и-Диф, Жуткая Пустыня — непонятная цель их непонятного путешествия — становился все ближе. Аойду это вовсе не радовало…

То и дело рядом возникал Пройт, нашептывал ей, если Абраксаса не было рядом: «Надо уходить, пока не поздно. Нас никто не поймает, я клянусь тебе в этом…» Она покачивала головой: слушать Пройта было нельзя.

Он появился в день свадьбы, сразу после церемонии, когда она осталась одна в своей комнате, а Абраксас удалился по собственным делам. В этом было еще одно унижение: она все-таки не кто-нибудь, а княжеская дочь, как же смел муж оставить ее одну в день свадьбы?

Шорох в дверях заставил ее обернуться. На пороге стбял один из этих, серебристых, безмолвных.

— Что тебе? — надменно спросила Аойда. Кажется, муж ее относился к ней как к рабыне; разве иначе можно объяснить то, что он позволял своим серебристым истуканам входить в ее комнаты без предупреждения.

Серебристый поднял руку и сбросил с головы глухой капюшон. Аойда охнула — ни разу она не видела, чтобы серебристый открывал лицо. Да и не могло быть у него никакого лица под проклятым капюшоном! Но она ошиблась. Под этим капюшоном лицо было. Более того, это лицо ей было знакомо — это был Пройт.

— Ох, это ты! — Аойда даже обрадовалась, ведь Пройт сейчас был единственным нормальным здесь человеком, единственным, кого не коснулось повальное безумие, которое ее окружало. С ним хотя бы можно было поговорить, он сможет ее понять. Ведь он любит ее, раз пошел за ней, рискуя жизнью, презрев опасность…

Пройт скинул с себя серебристый плащ, нервно скомкал и сунул себе под мышку.

— Моя княжна! — Он сделал шаг вперед, и тогда Аойда отступила.

Что-то было не так. Она всматривалась в знакомое, но странно переменившееся лицо, и понимала, что перед ней был не тот Пройт. В глазах этого Пройта светилось безумие.

Пройт остановился.

— Моя княжна! — повторил он. — Не бойтесь. Я спасу вас, я выведу из замка. Не беспокойтесь, я сумею, никто не заметит. Идемте со мной!

Пройт говорил возбужденно, горячечно. Глаза его сверкали нездоровым блеском.

Серебристым.

Возможно, это был просто отсвет от зажатого под мышкой плаща, но Аойда отступила еще на шаг и подумала с ужасом: «О Боги! Что с ним случилось? Что с ним сделали!»

— Княжна? — тревожно проговорил Пройт.

— Я не могу, — сказала Аойда, стараясь казаться внешне спокойной. — Я останусь здесь.

Пройт порывисто придвинулся к ней.

— Но почему?

Он не понимал. А объяснять ему было бесполезно, это Аойда уже поняла.

— Тогда я вытащу тебя отсюда против твоей воли, княжна!