Корона или тьма - Саша Мэри Миллер Страница 73

Джасин мгновенно увяла, а Иса с трудом спрятала усмешку.

— Я прошу у вас прощения, ваше величество. Просто мне и в голову не приходило…

— Ну, я сочла, что твоя новообретенная добродетель достойна награды, — сказала ей Иса, смягчаясь. — Я рассчитываю на то, что ты будешь зорко и строго следить за Хегрин и не позволишь ей пускаться в вольности из-за… ну, давай назовем это несчастливыми связями. — Она назвала сумму, которой решила вознаградить труды Джасин. — Этих денег тебе хватит, чтобы обеспечить девушке все удобства — но без роскоши — и оставить кое-что и для себя?

— О, этого более чем достаточно, ваше величество! — воскликнула Джасин. — Знайте, что вы можете целиком положиться на меня, я буду очень тщательно присматривать за вашей подопечной!

Иса видела, как женщина мысленно ведет подсчеты, и решила, что Хегрин, скорее всего, не перепадет ничего из той суммы, которую должна получить Джасин. Однако это отнюдь не огорчило вдовствующую королеву. В конце концов, у Хегрин наверняка есть собственные средства, и потом — она дочь трясинной принцессы.

Отпуская Джасин, Иса вручила ей сложенную бумагу.

— Здесь подтверждение твоего права на опеку девицы и на получение денег из моих личных средств.

Леди Джасин низко присела в реверансе и ушла, и только потом Иса разрешила себе открыто улыбнуться. Вот и покончено с глупышкой Анамарой, которая вырвалась из рук вдовствующей королевы, и с той шлюхой, которая заставила Флориана на ней жениться, а теперь готовится родить ребенка от человека, который стоит на самой нижней ступеньке иерархической лестницы.

Иса не могла помешать Хегрин встречаться с королем Пересом, потому что девица оказалась в Ренделшаме и в королевском дворце именно по его распоряжению. Однако с леди Джасин в качестве сторожевого пса возможность неуместной привязанности резко снижается. Теперь можно со спокойной душой отправляться в эту глупую поездку, на которой настояла знахарка из Зловещей Трясины.

Спустя неделю Хегрин и Перес сидели за столом лицом друг к другу. Между ними стояла игровая доска. Хегрин подперла голову рукой, но мысли ее явно были заняты не игрой. Перес пристально посмотрел на нее. Позиции фигур должны были обеспечить Хегрин быструю и легкую победу. Однако девушка не воспользовалась своим преимуществом, а Перес уже знал, насколько это для нее нехарактерно.

— Что-то случилось, милая кузиночка? — спросил он.

Она вздрогнула от неожиданности, приоткрыла рот, словно собираясь ответить, но потом только молча покачала головой.

— Будь со мной откровенна, милая моя кузина. Я чувствую, у тебя что-то не так. Как я могу тебе помочь, если не знаю, в чем дело?

— Пожалуйста, не надо, ваше величество. Вряд ли вы можете что-то сделать.

Перес перевернул свою фигуру, показывая, что партия закончена.

— Я же король, — с улыбкой сказал он. — Чего я не могу сделать?

— Но ведь это по приказу вашей…

Тут Хегрин поспешно прижала ладонь к губам.

— Ага! — сказал Перес, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, а про себя подумал: «Опять она!». — Но ведь мои приказы имеют большую силу, кузиночка. Помни это. Ну, что на этот раз выдумала бабушка Иса? Давай подумаем, что можно сделать, чтобы ты снова улыбнулась.

Желание рассказать ему все пересилило наставления Джасин, которая требовала, чтобы Хегрин держала язык за зубами.

— Я больше не нахожусь под опекой моей тети Анамары и моей тети Ранноры! — возмущенно воскликнула она. — Вместо этого меня передали леди Джасин!

Потому, как она произнесла ее имя, Перес понял, насколько Хегрин не выносит эту даму.

Несмотря на все свои благие намерения, Перес удивленно поднял брови. Естественно, он слышал все разговоры и знал, что его покойный отец перед самой смертью вовлек леди Джасин в некрасивую связь. Это случилось еще до того, как родился Перес. Тогда зачем бабке понадобилось заменить леди Анамару и его собственную мать бывшей потаскушкой, доверив ей опекать леди Хегрин?

Ответ можно было найти, встав на точку зрения Исы, Перес неплохо научился это делать и порой пользовался хитроумными приемами своей бабки для того, чтобы провести ее. Ему было известно, что бабка очень досадует на его мать, Раннору, хотя и старается этого не выказать. Видимо, она недовольна и Анамарой, хотя между ними не было такого конфликта, как с его матерью, когда она вернулась ко двору, выйдя замуж за человека, которого любила, но которого королева сочла недостаточно знатным. Перес улыбнулся, вспомнив, что именно во время этого скандала он сам во второй раз посвятил Латрома в рыцари, даровав ему достаточно земель и поместий, чтобы тот мог считаться богатым. Когда бабка об этом узнала, она очень гневалась.

Следовало заключить, что леди Джасин служит какой-то иной цели… И тут он понял, в чем дело. Джасин очень обязана вдовствующей королеве, тогда как две другие дамы, а в особенности его мать, не зависят от нее в такой степени. Иса использует Хегрин для того, чтобы наказать Анамару и его мать. А Перес понимал, что это чудовищная несправедливость.

— А кого бы ты хотела видеть своим опекуном? — спросил он у Хегрин. — О тебе ведь должен кто-то заботиться в отсутствие твоих родителей.

— Конечно, — ответила Хегрин. — И мне бы очень хотелось, чтобы это были мои тетки. Зачем в такие тяжелые дни отрывать меня от родственников?

— А с леди Джасин тебе плохо? Хегрин поморщилась.

— Она изображает из себя святошу. Вечно поучает, как надо себя вести, заставляет дважды в день ходить в Собор — утром и вечером. И потом, она никогда не смеется и даже не улыбается! Велит мне вышивать — но не одежду для будущего ребеночка тети Ранноры, а какие-то глупые высказывания, которые должны «наставлять меня на ум». А на ужин заставляет меня есть кашу, потому что я слишком люблю сладкое… Ну, может, и так, но каша меня от этого не отучит. Но самое гадкое… — Тут она придвинулась ближе и доверительно понизила голос: — Она не моется, и от нее пахнет!

— Пахнет?

— Да. И она даже не хочет пользоваться духами, чтобы это скрыть. От тети Ранноры и тети Анамары не пахнет, но это потому, что они каждый день моются. — Хегрин потупилась, и щеки у нее покраснели. — И леди Джасин даже осуждает меня, когда я моюсь. — Она устремила на Переса голубые глаза, полные мольбы. — Она пытается сделать меня такой же, как она! И мне это противно, кузенчик, просто противно! — Тут она прикусила губу. — То есть ваше величество.

— Когда мы одни, ты можешь называть меня кузенчиком или обращаться ко мне по имени, — сказал Перес. — Я твой друг, так же как ты — мой друг. Мы с тобой сейчас — как обломки корабля, выброшенные на берег после крушения. И я не допущу, чтобы с моей милой кузиночкой так плохо обращались.

Он встал и подошел к конторке, установленной в этой комнате, которую он сделал своим убежищем: здесь юный король мог играть в разные игры, читать или разговаривать, и вообще вести себя так, как хочется в его возрасте. Покопавшись в куче разных разностей, скопившихся на столе, он нашел листок бумаги, а потом — перо и чернильницу. Он уверенно написал несколько слов, присыпал бумагу песком, сложил листок, капнул на него воска с ближайшей свечи и оттиснул на нем свою личную печать. А потом дернул за шнурок звонка — и спустя несколько секунд в комнате появился его камердинер, юноша по имени Тамкин, который был всего на несколько лет старше самого Переса.