Канонир - Юрий Корчевский Страница 70

Я вышел вперёд.

— На меня напали двое в моей комнате — проникли, откинув крючок, топором топчан изрубили, едва успел спастись.

— Эка невидаль — топчан порубили! Сам-то живой!

— Я живой, а нападавшие мной убиты.

— Разбойникам туда и дорога. Пусть хозяин вытащит их во двор, а поутру в управу привезёт.

— В том-то и дело. Я подозреваю, что хозяин в сговоре с татями. Иначе как объяснить, что они ночью проникли на постоялый двор?

Вмешался хозяин.

— Я по нужде отлучался, вот они и проскочили.

Старший прошёл в мою комнату, осмотрел постель. Матрас и топчан носили следы сильных ударов топором. Оба убитых лежали здесь же. Остро пахло порохом и кровью.

— Так это ты их из пистоля?

— Того, что с топором — из пистолета, второго — саблей.

— Ага, понятно. Ну-ка, молодцы, переверните татя, на лицо его взглянуть хочу.

Молоденькие стражники перевернули труп.

— Так это же Никишка, брат хозяйский. А говоришь — проскочили незаметно. Хозяин! Поди сюда!

Хозяин не отозвался, хотя только что был тут.

— Найдите хозяина, быстро!

Стражники бросились искать хозяина заведения и вернулись ни с чем.

— В нетях, убёг.

Старший покачал головой.

— Маху я дал, надо было сразу его вязать. Не иначе — с братцем вместе поганые дела проворачивали.

— Старший, ты уж меня прости, что вмешиваюсь. Обыскать постоялый двор надо, вдруг что интересное обнаружите.

Старший приосанился:

— Я и сам хотел. Чего стоите? Идите во двор, ищите в конюшне, подклетях, сараях!

— Чего искать-то? — Стражники растерялись.

— Необычное чего-нибудь. Мешок, запрятанный с награбленным, тайник какой!

Стражники бросились выполнять указание.

— Я свободен?

— Не держу, — буркнул старший. — Картина ясная.

— Могу я в другую комнату спать пойти, а то тут эти, — я указал на трупы.

— Конечно. Хозяина вот нету, так прислуга есть, откроют.

Комната свободная нашлась, я перенёс туда свои скромные пожитки и мешок с монетами, подпёр на всякий случай дверь и лёг спать. И так уже полночи прошло.

Встал поздно, отоспавшись за недосып ночью, и удивился царившей вокруг тишине. Обычно в такое время в доме шумно — ходят гости, в трапезной обедают, шумит прислуга на кухне. А тут — тишина!

Я вышел в коридор — никого, трапезная пустая, прислуги тоже нет. Чудеса, да и только! Как хозяин сбежал, так и вся прислуга поразбежалась. Я всполошился — а кони? Как был — без тулупа, выбежал во двор.

В углу, у конюшни, сидел мальчишка, размазывая слёзы по щекам.

— Ты чего? Хозяина жалко?

— Чего его, кровопивца, жалеть? Убёгли все, один я сижу.

— А чего со всеми не ушёл?

— Так кони твои здесь. Уйду я, коней увести из конюшни могут.

Я подивился.

— Молодец! Вот тебе рубль за хорошую службу. Запрягай! Я сейчас оденусь. Где перекусить можно?

— Чего искать? На кухне куры жареные остались, мясо копчёное, хлеб. Не пропадать же добру.

— И то правда.

Я зашёл на кухню, съел жареную курицу, ножом отмахнул половину копчёной свиной ноги, прихватил вчерашний каравай хлеба, завернул всё в найденную чистую тряпицу.

Поднялся к себе в комнату, уложил съестное в мешок с деньгами, оделся и вышел.

Оба коня уже стояли под сёдлами.

— Коней кормил?

— А как же, дяденька! Я службу знаю. Вчера сена дал, утром — овса.

— Молодец. Коли не испортишься, хороший работник из тебя вырастет.

— Когда это ещё будет! Уж больно медленно расту. Ну ладно, я к мамке побежал, а то она беспокоиться будет.

Мальчишка выбежал в открытые ворота. Я погрузил мешок на свою лошадь, а уселся на трофейного Орлика. Так будет легче обеим лошадям.

Не спеша выехал из города. Чего гнать — уж полдень. Однако постепенно лошади разошлись, хотя я их и не подгонял. Орлик был горячим, сам рвался, а поводья моего коня были привязаны к седлу Орлика — вот они и шли плотной связкой.

Без неприятностей за три дня я добрался до Пскова. Когда увидел вдали купола храмов и городские стены, вздохнул с облегчением — вот я и дома!

Через полчаса я проехал городские ворота, проскакал по своей улице. Соскочил с Орлика, рукоятью плети постучал в ворота.

Калитку открыла зарёванная Маша. Сердце сразу сжалось, в животе образовалась пустота.

— Дарья?

— Дарья?

— Нет.

— Кирилл?

— Нет.

— Да говори же ты наконец!

— Илья.

— Что с ним случилось?

— Не знаю… ю… ю…

— Как «не знаю», чего тогда ревёшь!? Объясни внятно, перестань разводить сырость!

Я завёл коней во двор, закрыл калитку.

— Уехал, седмицу как уехал на коптильню, и нету. Он всегда за один день оборачивался. А тут — семь дён! Боюсь — случилось с ним что-то нехорошее.

— А вы что сделали?

— Чего мы можем? Сидим вдвоём и ревём.

Я про себя выматерился. Думал — вернусь домой, как в тихую гавань. Обрадую Илью выгодной продажей самоцветов, вина попьём, в баньку сходим. Все мечты идиота рухнули в один миг.

Я завёл усталых коней в конюшню, расседлал, налил воды в корыто, задал овса. Прихватил скудные пожитки, мешок с деньгами и пошёл в дом. Едва успел закрыть за собой дверь, как на грудь с плачем кинулась Даша.

— Батюшка!

— Не реви, расскажи внятно.

Дарья прошла к столу, села на лавку. Вытирая рукавом слёзы и заикаясь, она объяснила, что Илья, как и обычно, уехал на рыбокоптильню. Помнил я это место, где нас угощали свежекопчёной рыбкой и где я впервые столкнулся со шведами. Поездки длились недолго — день, иногда — два, если возникали непредвиденные обстоятельства. А тут — седмицу ни слуху ни духу. Опять же с коптильни никто не приезжал. Не случилось ли чего?

— Всё?

— Вроде всё.

— На чём уехал Илья?

— На лошади.

— Это понятно, что не пешком. Верхами или в сани запряг?

— На санях.

Вот, уже кое-что.