Кащеева наука - Юлия Рудышина Страница 7

Я и не заметила, как заснула — будто в единый миг плеснулась тьма, вышибив из-под ног землю, телега куда-то пропала, да и огонь исчез… Я вскочила — сон ли это?.. Вокруг кусты какие-то, ручей серебрится в лунном свете за тонкими стволами молодых сосенок. Никого. Я шаль на груди стянула, испуганно обернулась. Гляжу — стоит тот самый караванщик косой, что с меня глаз своих злых не сводил.

И улыбка на лице его дикая, жуткая… Кадык вверх-вниз ходит. И веко левое дергается.

Он ко мне шагнул, и будто кусок льда к плечу приложили — так холодны ладони были… а позади — плеск громкий.

И хохот русалочий.

— Неужто так и не поняла, куда дорога тебе? — пробасил мужик, а я забилась в его руках, как в сетях рыбацких — крепка хватка, не вырваться.

Да человек ли он?

Кричать хочу — крик нейдет, как во сне бывает, когда ни звука издать, ни убежать, зато взлететь можно. Я и оттолкнулась от земли — резко, сильно, пяткой босой по земле ударив, вместе с караванщиком и взмыли. Но невысоко — до середины старой ивы, что разрослась на берегу ручья. Снова попыталась руки чужие стряхнуть с себя, но куда уж там — вцепился намертво.

Вниз глянула — а там уже три девки с зелеными волосами и перепончатыми руками, в рубахах белых, мокрых, срам не скрывающих… Тянутся ко мне, змеями шипят.

— От судьбы никуда не денешься… Тебе к нам путь-дорожка…

А глаза горят болотными огнями гибельными, и запах ила, гнилой тины, погоста стоит. Туман от воды тонкими змейками пополз ко мне, словно схватить пытается, я от него в сторону, он за мной. И караванщик как приклеенный висит — и не тяжелый он, и молчаливый какой-то стал, да и словно куль с одежей, а не человек.

— Тьфу, пропасть! И как пробрался-то? — послышалось из кустов. — Да и ты, Аленка, хороша… чего не сиделось под телегой-то?

На поляну выскочил Кузьма — растрепанный, злой. Глаза алым горят, волосы соломенные торчком, рубаха распоясана.

— По-мо-ги… — хотела крикнуть, но едва прохрипела, словно бы говорить разучилась. И вдруг со страхом поняла — не сон это.

На самом деле кружу я с нечистым духом по-над ручьем, а на берегу дочери водяного меня ждут — к нему утащить понадеялись.

Но как я так близко от ручья сама оказалась? Нельзя же в одиночку мне к проточной воде-то… Неужто во сне хожу?

С каких таких пор?

С визгом и криками русалки в воду попрыгали, подняв брызги, и хрустальными капельками осели те на траве и ивняке, а домовой мой с диким воем по берегу носился, отпугивая нечисть.

Тут и тот, кто караванщика облик принял, руки свои поганые от меня убрал наконец, и я вмиг на траву грохнулась — хорошо, невысоко мы поднялись, падать не особо больно было. Пара синяков да ссадин — легко отделалась.

Но крик мой слышали часовые, да и шум у ручья не мог остаться незамеченным, а коли не смогла я объяснить, чего делаю в мокрой да грязной рубахе на бережку том клятом, то и отказались меня дальше с собой везти.

Разрешили до границы с северным княжеством доехать, даже золото все отдали — неуж проклятия испугались?

Не защитил отцовский знакомец, хоть и обещался, смотрел виновато, как пес побитый, но ни слова поперек главному караванщику не сказал, когда тот ярился да кричал на меня, мол, я на их обоз нечисть навела, им теперь через меня удачи не видать.

Кузьма потом мне сказывал, что слышал, как у костра байки в ту ночь травили — мол, ведьма я и с навьями у ивы той резвилась. Крыть нечем — по-над ручьем с черным духом летала? Летала. Русалки по траве следом носились? Носились. А уж кто их звал, то людей не больно касалось.

Главное — ведьму бы с воза, всем легче будет.

Так и осталась я к следующему вечеру на лесной тропе дикой со своим ларем да домовым с кикиморой. Купцы да охорона их, даже Ермолай наш деревенский старались и не глядеть на меня, с несчастным видом на сундук примостившуюся. Неужто боялись, что жалко девку станет да не смогут вот так бросить ее в чаще-то?

Бросили все ж.

Уехали…

Я их не винила — люди завсегда таких, как я, боялись.

Вот вещи жалко — не унести мне весь сундук-то, придется его бросать, рубаху сменную и платок пуховой, доху возьму, травы вот еще не забыть. Можно и в путь.

Втроем-то не страшно — а Кузьма с Глашкой в обиду меня не дадут. Так и доберемся налегке до школы этой волшебной — ежели еще придусь я там ко двору, а то мало ли…

Вдруг да правы дочки водяного — одна мне путь-дороженька, под корягу речную, в ил да трясину.