Спасти нельзя оставить. Сбежавшая невеста - Вера Чиркова Страница 7

– Ох, темная сила, да они не кормили тебя, что ли? – не выдержала спасительница, когда последняя блузка легла в довольно внушительную кучку. – И как только не задохнулась во всем этом. Ну, начнем, а то есть уже хочется.

Мастерство перевоплощения тетушка, пояснившая, что занимается травами, знала отлично, и меньше чем через час русоволосая и белокожая Леаттия стала смуглой брюнеткой с густыми черными бровями и вытянутыми к вискам глазами. Тоже почти черными, пара капель какого-то зелья мгновенно погасила яркую фамильную синеву.

Преображение завершил принесенный травницей наряд: темно-синее прямое платье с разрезами по бокам, выглядывающие из-под него тонкие шаровары того же цвета и знакомый уже Леаттии платок в горошек. Только теперь его полагалось носить по-другому, низко надвинутым на лоб, завязав два конца на затылке. Свободные концы платка при этом падали на спину, поверх просто заплетенных кос.

– В Югрете сейчас много беженцев из Харказа, – охотно поясняла травница все свои действия, попутно смазывая зельем ссадины и царапины графини. – После трех лет засухи там голодно и свирепствуют болезни. Все, кто могут работать слугами или наемниками, перебрались в наше герцогство и в соседнюю Банлею. А у тебя в Югрете была я, родная младшая сестра твоей матери.

– Значит, я сирота? – понимающе кивнула Леаттия, признавая правильность временной легенды. – Но откуда тогда взялся Борода?

– Он мне кузен, – с тонкой усмешкой пояснила травница, – и тоже знахарь, а живет в небольшом городке. В столицу приезжает редко, по делам, но всегда меня проведывает. А в этот раз, узнав, что я приютила племянницу, пригласил пожить у него, следить за хозяйством и помогать собирать травы. В трудные времена выживать вместе всегда легче.

– А в Брафортском герцогстве тоже трудные времена? – задумалась графиня, к стыду своему начиная понимать, как мало интересовалась бедами своей маленькой страны последние пару лет.

Сначала ее волновала предстоящая свадьба и редкие встречи с женихом, потом – смерть отца и болезнь матери. А теперь – только мысль о том, как избежать ставшего вмиг ненавистным союза.

– Они сейчас везде нелегкие, – уклончиво вздохнула тетушка, споласкивая в родничке руки и мисочку из-под краски.

Все оставшиеся зелья женщина очень тщательно и умело перелила во флаконы и упаковала в висевшую за спиной лекарскую походную суму, Леаттии уже приходилось видеть такие на рыночной площади, в рядах травниц и знахарок.

– Кстати, – уже собравшись уходить с полянки, оглянулась травница, – теперь можешь звать меня Сандией, под этим именем я прожила на окраине Югрета несколько лет. Можно коротко – Санди. А тебя мы пока будем звать Лайной, в Харказе это распространенное имя. Увез туда когда-то мою сестренку черноглазый красавец… Ну, дальше придумай сама. А если язык знаешь, то и вовсе можешь по-нашему не понимать.

– Знаю я язык, – сказала по-харказски Леа и тихо вздохнула.

Все правильно они делают, ее свежеиспеченные дядя и тетя, осторожность сейчас важнее всего. Но как же больно осознавать, что вместе с именем, внешностью и отчизной исчезают последние крохи целого мира, еще недавно бывшего гордой наследницей рода великих основателей Брафорта.

– Отлично, – обрадовалась Санди, тоже переходя на харказский. – Значит, так и будем разговаривать. В Югрете этот язык мало кто знает, предпочитают учить банлейский.

– Его я тоже знаю, – хмуро буркнула беглянка, остро жалея наивную и доверчивую девчушку, отдавшую почти пять лучших лет своей жизни изучению языков и законов, без которых, как искренне тогда считала, просто не обойтись будущей герцогине Брафортской.

И отец с матерью ее не разубеждали, как и жених, всего пять-шесть раз в год приглашавший невесту на самые большие торжества. И с неизменной твердостью отправлявший ее домой, едва заканчивалось праздничное застолье и начинался бал. Фейерверками и магическими картинками Леа любовалась с балкона родного замка.

Но только недавно начала понимать, почему родители всегда так рьяно поддерживали ее нареченного в этом вопросе. Наверняка опасались, что в праздничной толчее дочь услышит или увидит нечто, не предназначенное для ее глаз и ушей, и начнет интересоваться вещами, которых они не смогут объяснить. Или не имеют права… сейчас это совершенно не важно.

На полянке, где недавно горел костерок, уже не осталось от него и следа. Лишь стояли на стареньком одеяле две миски с вареной рыбой и на салфетке лежал поломанный кусками хлеб.

– Садись, – кивнула знахарка. – Поедим и отправимся дальше. Умеешь есть рыбу?

– Не знаю, – ошеломленно пожала плечами графиня, с тоской признавая себя еще большей неумехой, чем считала еще утром.

– Значит, не умеешь, – спокойно постановила Санди. – Это и немудрено. Повара обязаны позаботиться о том, чтобы на стол господам не попало ни одной косточки. Прежде чем готовить рыбу, все вынимают специальными щипчиками. А мне так копаться некогда было, сварила попросту, по-рыбацки. Впрочем, все бедняки и ремесленники так едят.

– О боги, – расстроилась Леа, рассматривая лежащие перед ней толстые куски. – Как же я проживу?

– Человек ко всему приспосабливается, если хочет жить, а не оплакивать прошлое, – почти равнодушно заметила сотрапезница, но ее взгляд, случайно замеченный графиней, был очень внимательным.

– Я уже все оплакала, что могла, – хмуро фыркнула Леаттия. – Но даже не думала, что настолько не приспособлена к жизни.

– Всему научишься, – тихо пообещала травница. – Я помогу, если хочешь. Просто не стесняйся спрашивать… и поторопись. Возможно, наши пути скоро разойдутся, я просто помогала, и не бесплатно.

– Я что-то должна? – насторожилась беглянка.

– Нет, со мной расплатится Борода, – коротко отказалась Санди, предоставив Леаттии догадываться, что она хотела этим сказать.

С рыбой они расправились за полчаса, как выяснилось, не было ничего сложного в том, чтобы выбирать косточки. Просто тщательно осматривать каждый кусочек, прежде чем класть его в рот, ну так Леа всегда ела очень аккуратно и неторопливо.

Потом травница сложила недоеденную рыбу в одну миску, накрыла другой и сделала из салфетки узелок, мимоходом сообщив, что тут им как раз хватит поужинать.

– А Борода? – спросила девушка просто из вежливости и нахмурилась, почувствовав нежелание спутницы отвечать.

– Он уже поел. Держи одеяло, я понесу рыбу. Идем, да смотри под ноги, с гати в сторону не сходи. Ну, с тропки, по которой мы пришли.

Леа только кивнула, обещая себе поменьше задавать вопросов, побольше смотреть по сторонам и бдительнее наблюдать за спасителями. Пять минут назад ей почти в открытую сказали, что спасали ее не из жалости или ненависти к герцогу, а ради какого-то собственного интереса. Это не могло не настораживать, насколько Леаттии известно, проявляемый чужими людьми к молодой девушке интерес бывает всего двух видов: нажива и похоть.