Стоунхендж - Юрий Никитин Страница 7

Просыпаясь, Томас ощутил в одной ладони рукоять меча, другаяладонь была на мешке с чашей. Спать на чаше не очень удобно, зато не скрадут.Спит чутко, сразу ухватится за меч, ежели дернут за мешок. Успокоенный,подремал еще, с трудом заставил себя открыть глаза.

Калика сидел, скрестив ноги, встречал утреннюю зарю. Лицобыло строгим и торжественным. Томас благоговейно замер: в такие минуты сэркалика походил на пророков. Но не тех, какими их все чаще рисуют, а какими онибыли на самом деле — могучими, полными сил, ибо сильный дух выживет только в сильномтеле. Правда, так говорят еретики, но еретики тоже христиане, только другие.

Купцы запрягали коней, готовились ехать дальше. Ведьма неисчезла, что-то колдовала над горшком подозрительного вида. Скатерть была наместе, объедки выглядывали из-под кустов, помятых и потоптанных, а на скатеркепо-прежнему лежал жареный поросенок с яблоком во рту, пахло гречневой кашей.

Томас, с сожалением поглядывая на все еще полную скатерть иособенно на полные кувшины, предложил внезапно:

— Послушай, красавица, а чего бы тебе не пойти с нами?

— Эт куды? — спросила ведьма подозрительно.

— В благословенную Господом Британию. Край у насхолодный и суровый, но лишь потому, что Господь весь жар вложил в наши сердца идуши.

Олег отвернулся, подумав, что столько и выпить невозможно,чтобы старая карга показалась красавицей. Сильны воины нового бога!

Ведьма с осуждением покачала головой.

— Только дурни по свету шатаются. С Оловянных острововприперся,

скажи кому — не поверят. Все беды от перемен. Похмелятьсябудешь?

— А что за ритуал?

— Тебе понравится, — пообещала ведьма.

Томас с подозрением смотрел на огромную чашу, окованную покраю старым серебром. В чаше было хорошее красное вино, потому и принял из рукведьмы, хоть в утреннем свете сразу увидел, что чаша сделала из человеческогочерепа.

— Это из такой я и ночью отведал?

— Отведал? — не поняла ведьма. — Ты всю ночьпил! А кто эти кусты потоптал, как не ты?

Томас встревожился:

— Я?

— Да еще как лихо!

— С чего бы это?

— Показывал, как пляшут ваши нечистивые друиды, потом что-топлел про башню Давида, сарацин, Навуходоносора, геенну гадкую, сэра Горвеля поноздри в землю, на дубы кидался, танцу ассасинов купцов учил, про попугаеврассказывал, на дерево лазил...

Несчастный Томас простонал, держась за голову:

— А на дерево почто лазил?

— А про каких-то абезьянов рассказывал. Как девоккрадут и в ветках непотребное творят... У меня сердце чуть не выскочило, когдаты меня на самую верхушку... Фу, стыдоба какая! У нас бабы с медведями живут,тоже поневоле, когда те их всю зиму в берлогах держат, но то ж медведи! Всеодно что мужики в полной силе, да еще и волосатые... А обезьяны хужесапожников.

Томас понуро опустил голову. Это ж сколько грехов придетсязамаливать, ежели бабка не врет? Да и пить из человеческого черепа — простит ликапеллан? Правда, вино хорошее...

Чаша в его руке была холодная и тяжелая. Серебропоблескивало загадочно, красная поверхность казалась темной, как смола.

— Хоть хороший человек был? — буркнул оннесчастливо.

— Яростный воин, — поклялась ведьма. — Сильныйи неустрашимый. Голос его был подобен рыку льва, грудь широка, как дверь, аруки с мечом не знали устали. Он многих уложил под дерновое одеяльце, преждечем его опустили на одно колено. Но и раненый он продолжал сражаться. Когда емуотсекли ногу, он стал обрубком на пень и дрался так, что еще троих повергбездыханными!

Томас благоговейно отхлебнул вина. Иссохшееся тело жадноприняло влагу, он ощутил, как частицы мощи неизвестного воина, вымываемыекрепким вином из толстой кости, переливаются в тело, руки, ноги и сердцехристианского воина Томаса Мальтона из Гисленда.

Конь призывно заржал, и Томас стал нехотя приподниматься.Олег сказал, не поворачиваясь:

— Европа все еще покрыта дремучими лесами. На коняхпроехать трудно... Зато местные... гм... жители обещают помогать.