Шаг влево, шаг вправо - Александр Громов Страница 7

Рекламный щит умалчивал, правда, о необходимости провести в клинике IBM не менее двух недель, оплачиваемых сугубо отдельно. С чипом в голове надо начинать жить заново, под наблюдением специалистов: в первые дни после имплантации пациент совершенно беспомощен. Примерно так же человек, нацепивший на нос перевертывающие изображение очки, учится ходить и совать ложку с супом в рот, а не в глаз, – пока в один истинно прекрасный день не обнаруживает, что пол все-таки не побелен, а потолок не крыт паркетом. В обоих случаях мозг требует времени на переключение нейронных связей для нового ориентирования, а в реальном ли мире, в информационном ли – все едино.

Времени и упражнений. И платить все-таки нужно. Отнюдь не маленькие деньги: за все про все от двадцати пяти до шестидесяти среднемесячных зарплат россиянина, в зависимости от класса клиники и модели чипа. Однако, согласно статистике, уже каждый сотый россиянин носит в голове чип – это примерно впятеро меньше, чем в США, и втрое меньше, чем в Евросоюзе, зато, как ни странно, много больше, чем в развитых странах Восточной Азии, включая Японию и Корею, – брезгуют они там, что ли?

Вполне возможно. Хотя есть непроверенная информация, будто японцы считают данный путь тупиковым и готовят на свою голову (в буквальном смысле) нечто принципиально иное. Быть может, кто-то и знает, что именно, но не я.

Мне было проще: мой чип – собственность УНБ. Ни денег из моего кармана, ни мыслей о том, надо ли подвергать себя. Что положено, то не обсуждается.

Я смотрел на рекламную надпись и думал о том, что она врет еще минимум дважды: чипы вовсе не привели к отмене компьютеров. Новое качество жизни, если иметь в виду жизнь общественную, – и то спорно. Ну политики перестали читать по бумажке, ну на приемных испытаниях в университеты и высшие училища экзаменаторы теперь стараются оценить не объем знаний, а способность абитуриента соображать, – вот почти и все. И стареющий мультимиллиардер Билл Гейтс, насколько мне было известно, вовсе не намеревался кусать чьи бы то ни было локти, тем паче свои собственные. Пусть принцип чип-управления мозгом был разработан не в его корпорации, да и не в IBM, а фактически «на коленке» одним русским эмигрантом, одним французом и одним бельгийцем, – ну и что? Громоздкий дредноут «Майкрософта» по-прежнему на плаву, топит опрометчиво подвернувшиеся под форштевень джонки и процветает. С точки зрения рядового чиповладельца, проблем с матобеспечением чипов не существует, это верно, но кто сказал, что не существует самого матобеспечения?..

Не Билл же Гейтс.

– Кошмарно много текста, правда?

Вопрос задала женщина с соседнего столика. Еще сравнительно молодая или успешно молодящаяся – не понять, когда солнце светит прямо в глаза. Одна. Кажется, приехала вон на том спортивном «Ауди». Большой узел светлых волос на затылке, стаканчик колы и салат с воткнутой вилкой на столике. Больше ничего не разглядеть.

– Пожалуй, – согласился я, жмурясь от слепящих бликов.

– Им следовало оставить одну строку, самое большее две, вы не находите? На скорости буквы совершенно сливаются.

– Простите, вы специалист по рекламе? – спросил я.

Она рассмеялась:

– Слава богу, нет. Я социолог. В сущности, меня интересует совсем другое: как изменится наш мир после повсеместной чипизации? Конечно, я не верю в то, что он погибнет, как думают эти ревнители старины, – тут она указала на подпортившее щит пятно краски, – но он изменится. Он уже сейчас меняется. Преступники с чипами, например. Подзатыльник делает ум шире и быстрее, но не глубже, разве нет? А если колодец не углублять, он заплывет илом.

С этим тезисом я спорить не собирался. И вообще не собирался спорить. Оставалось пожать плечами и пробормотать:

– Шире и быстрее – уже кое-что.

– Полная энциклопедия «Британника» в голове, Брокгауз и Ефрон, цитаты из любого классика, подсказки, что когда сказать и как лучше себя вести… – перечислила она, по-моему, собираясь пересесть за мой столик. – Интересно, кому это нужно? Умнее мы не станем, а счастливее и подавно. Превратимся в толпу эрудированных кретинов… Вот в чем вопрос: нужны ли здоровому мозгу протезы?

Вряд ли она набивалась на что-то большее, чем мимолетный разговор. Я не тот предмет. Насчет обаяния полковник Максютов изволил пошутить, мои внешность, костюм и стиль штатно определены: я сер и малозаметен. Не с рождения и не только по роду службы – просто-напросто давно уже ненавижу выглядеть плейбоем и вешалкой для случайных женщин. Мало им, что ли, вешалок? Вон хотя бы мужественный голубоглазый блондин Саша Скорняков – чем плох? Его работа с женщинами часто дает превосходные результаты.

Если бы не приспичило в туалет – хрена бы я вообще вышел из машины, перекусил бы наскоро с пристыкованного к дверце подноса!

– А вы как думаете? – вяло спросил я.

– Машина ценна ровно настолько, насколько ценен использующий ее человек, – выпалила она заведомую цитату и пояснила много скорее, чем следовало: – Винер.

Понятно…

Неделя или две из клиники. Максимум три, но никак не больше. Иначе она сказала бы: «Это Винер» или хотя бы выдержала паузу. Под узлом светлых волос, под едва зажившей кожей и пробуравленной затылочной костью сидел чип. Просто она еще не научилась как следует им пользоваться. Я помнил по себе: первый месяц после имплантации было трудно – чудовищно трудно! – не выбалтывать напропалую все подсказки, предоставляемые чипом на выбор.

Чипированные женщины обычно предпочитают скрывать свой чип в разговоре с нечипированными мужчинами – те от них панически бегут… Иные чип-красавицы приспосабливаются очень ловко симулировать пустую голову – только не сразу после клиники.

Я безразлично кивнул и отвернулся, прекращая разговор. Пусть дама поищет себе для практики другие тренажеры…

Знакомая придорожная кафешка у заправочной станции на четыреста первом километре – прежний «Вольный ветер», – как видно, поменяла хозяина, называлась теперь «Госснаб» и была снабжена подмигивающей отекшей рожей типичного бюрократа-взяточника, намалеванной на витринном стекле: юмор, мол. Нынче лягать прошлое опять входит в моду. Забыв о случайной собеседнице, я сидел за столиком под полосатым тентом, ел гамбургер, запивал ледяной колой и ломал голову, ради чего начальству позарез понадобился подполковник Шкрябун. И даже, по-видимому, не столько он сам, сколько его архив.

Вообще, что за бред параноика? Какой такой личный архив может быть у подполковника КГБ – ФСБ – УНБ? Оно, конечно, в девяностые годы случались всякие чудеса, но чтобы такое…

Ну допустим. Допустим, он собирал нечто, уже будучи в отставке, пользуясь преимущественно сообщениями открытой печати. Не поощряется, но вполне возможно. Почти наверняка он собирал информацию по своим любимым аномалиям и прочим магиям-фагиям. За полтора десятилетия могло набраться порядочно. Что, спрашивается, могло помешать полковнику Максютову получить эти данные, не прибегая к помощи замшелого отставника и не гоняя меня к нему в качестве бобика? Да ничто!