Лабиринт фараона - Серж Брюссоло Страница 7

Когда это произошло, ненависть ослепила Нетуба до такой степени, что соседи вынуждены были связать его, чтобы помешать ему броситься на негодяя и совершить непоправимое.

Да, сегодня его называли Осквернителем, и он гордился этим. В глубине души он осознавал, что золото любил меньше, чем сам грабеж. Ничто не могло сравниться с тем удовольствием, которое он испытывал, переламывая о колено мумию высшего должностного лица и бросая ее руки и ноги в костер.

— Смотрите! — кричал он своим людям. — Они горят получше коровьего навоза. Грейтесь, приятели, оказывается, эти добрые принцы хоть на что-то годятся!

И корсары песков, ощерив редкие острые зубы, заливались смехом почище гиен.

Когда ветер стих, Нетуб и члены его банды вылезли из укрытия. Все они устали и испытывали жажду, так как вынуждены были преследовать Мозе уже несколько недель подряд. Молодой главарь не скрывал своей тревоги: он опасался, как бы фанатизм старого вояки не заставил того отдаться буре, чтобы окончательно освободиться от своих преследователей.

Нетуб Ашра хорошо знал, что настоящий солдат всегда готов к любым жертвам и мечтает лишь о славной смерти. На месте Мозе он бы воспользовался бурей, чтобы насолить преследователям. Подобного поступка вполне можно было ожидать от фанатичных солдат, поскольку среди них в отличие от разбойников было немало людей, презирающих смерть.

Они продолжили путь. Циклон изменил очертания барханов, засыпал некоторые скалистые возвышения, так что все вокруг теперь имело совершенно иной вид.

Люди роптали, неприятно удивленные исчезновением следов каравана. Им во что бы то ни стало нужна была добыча, так как в последнее время неудачи буквально преследовали их. Настроенные наиболее враждебно начинали поговаривать, что удача отвернулась от Нетуба.

Бутака, бывший греческий каторжник с галер, постоянно твердил Нетубу о возможном бунте.

— Нубийцы говорят, что у тебя дурной глаз, — повторял он. — Они считают, что ты плохо обращался со своими богами и навлек на себя их гнев. Они хотят выбрать нового вожака. Будь осторожен с этими хищниками. Если прикажешь, я прирежу смутьянов во сне.

Бутаке отвратительны были каннибалы, которых он считал первобытными существами, вышедшими из великого первоначального хаоса. В те времена боги еще не сотворили ни животных, ни растительности, и эти создания вынуждены были пожирать друг друга, чтобы выжить. Он был не прочь избавиться от них, пока в него не вонзились их остро заточенные зубы, ведь даже спать ему приходилось с мечом в руке.

Нетуб Ашра не прислушивался к нему, но ему самому хотелось побыстрее положить конец череде неудач, обрушившихся на банду в последние месяцы.

— Нет ни одной живой души, — стонал Бутака, вглядываясь в бесконечные пески. — Они удрали, пока мы прятались.

— Нет, — ответил Нетуб. — Буря была слишком сильной, никто не смог бы выдержать ее. Они предпочли быть погребенными заживо, лишь бы не достаться нам. Надо прощупать песок. Они где-то здесь, под ногами наших верблюдов. Смотри лучше вниз, а не на горизонт. Если повезет, мы увидим что-нибудь высовывающееся из песка: кончик копья, кусок веревки, сандалию… Именно здесь надо искать. Иди и скажи об этом остальным.

Теперь все продвигались, глядя по ноги, всматриваясь в песчаную золотистую поверхность; кусочки слюды на песчинках ослепляли их ярким отраженным светом.

Все обрадовались, обнаружив сандалию из папируса. По обычаю ее хозяин велел нарисовать на подошве лицо своего лютого врага и, таким образом, на каждом шагу топтал его. В данном случае был изображен бедуин, оскверняющий саркофаг.

— Прощупывайте! — приказал Нетуб. — Ветер мог отнести эту сандалию на три сотни локтей, но ничем не стоит пренебрегать.

Люди наконечниками копий ковыряли песок. Нетуб слез с верблюда и рассматривал волнообразную поверхность барханов. Отраженный свет, став ярче, резал веки. Достав из кармашка на поясе костяную коробочку со свинцовым порошком, он окунул в нее смоченный слюной палец и обвел глаза жирными черными кругами. Стало легче.

Бандиты с руганью ворошили бархан. По тому, как они кололи копьями песок, можно было подумать, что они напали на лежащего в пустыне великана.

Больше ничего не нашли. Жара становилась невыносимой. Нетуб знал, что дальше идти нельзя, впереди не было оазиса. К тому же буря наверняка засыпала все открытые колодцы. В этом можно было не сомневаться.

Он тоже ругался, проклиная старого Мозе и его последнюю уловку.

Царские останки могли быть где угодно, но ведь невозможно прощупать всю пустыню. Над поглощенным песками караваном мог образоваться бархан, временная пирамида, которую когда-нибудь передвинет другая буря. Через три недели или через тысячу лет…

Нетуб чувствовал, как ненавидящие взгляды бандитов жгут ему затылок. Они возненавидели его после провала в Тетлем-Иссу, в этой ловушке с крокодилами… Он пообещал им богатство, и вот они впустую тычут копьями в песчаную пыль. Три недели бесполезной охоты, мучений от жары и жажды. Три недели преследовали они убегающее кладбище и подкарауливали момент, когда выбившиеся из сил солдаты не смогут оказать сопротивление. А до этого пришлось подкупить немало людей, которые и сообщили им, что в действительности в глиняных кувшинах находились мумии многих принцев в золотых масках. И вот все потеряно, операция завершилась очередной неудачей.

Как и там, в пирамиде, наполненной илом и рептилиями…

Нетуб встряхнулся, гоня от себя неприятные воспоминания. Он понимал, что теряет власть над бандитами, и знал, что главаря-неудачника обычно убивают, чтобы избавиться от злых чар. Поэтому, если он хочет остаться в живых, ему нужно провести блестящую операцию, которая заставила бы забыть о его предыдущих провалах.

Тогда он подумал об Анахотепе, старом номархе, уже тридцать лет разорявшем Сетеп-Абу, чтобы соорудить себе неприступную гробницу. Ходили слухи, что он упокоится там со всем богатством, скопленным за время правления, даже если оставит после себя обескровленную землю. Анахотеп-стервятник, обирала… Возводя его пирамиду, погибли сотни земледельцев.

Он еще не отдал богам душу, — пусть! — но это можно устроить.

— О чем ты думаешь, господин? — спросил Бутака, обеспокоенный неподвижностью своего главаря.

— О нашей скорой победе, — пробормотал Нетуб.