Принц шутов - Марк Лоуренс Страница 7

Из тронного зала я выскочил в длинный коридор и свернул налево, в то время как родичи мои свернули направо. Оружие, статуи, портреты, декоративные композиции из мечей промелькнули мимо, сапоги протопали сотню метров по ошеломляюще дорогому шелковому ковру в индийском стиле. В конце я свернул за угол, едва сдерживаясь, избежал встречи с двумя горничными и побежал по центральному коридору гостевого крыла, где десятки помещений были готовы принять знатных посетителей.

— С дороги, мать вашу!

Из дверного проема выполз Роббин, старый слуга отца, седой и сгорбленный, вечно не вовремя попадавшийся под ноги. Я проскочил мимо него, ускоряя бег. Бог знает зачем мы держим этих приживалов.

Дважды гвардейцы высовывались из ниш, один чуть не напал на меня, прежде чем сообразил, что я скорее шут, нежели убийца. За две двери до конца коридора я остановился и вошел в Зеленую комнату, решив, что там никого нет. Комната, обставленная в деревенском стиле, с кроватью, балдахин которой имитировал сплетенные ветви дуба, и правда была пуста, на мебели — белые чехлы. Я миновал кровать, на коей как-то провел несколько приятных ночей в обществе смуглой графини из Рима, и распахнул ставни. Через окно — на балкон, прыжок на балюстраду, и дальше — на крышу дворцовых конюшен, способных посрамить любой особняк на Королевской дороге.

Теперь-то я знаю, как надо падать, но падение с крыши конюшен угробило бы даже китайского акробата, и потому скорость, с которой я бежал по каменному желобу, была компромиссом между желаниями не разбиться насмерть и не оказаться заколотым Мэресом Аллусом и его головорезами. Огромный норсиец мог бы помочь вернуть долги, если бы я смог заполучить его и удачно заключить сделку. Ох, если бы люди поняли, что я в нем нашел, и не дали бы мне преимущества, тогда я просто мог бы подсунуть ему какого-нибудь болвана и поставить против него.

В конце конюшен есть два столба, поддерживающих древний плющ, а может, и наоборот. В любом случае, если лезть умело или не иметь выбора, до земли добраться можно. Я проскользил последние три метра, разбил пятку, прикусил язык и помчался к Боевым воротам, плюясь кровью.

Я совсем запыхался и, добежав, согнулся пополам, уперся ладонями в колени и судорожно глотнул воздуха, прежде чем оценить ситуацию.

Двое гвардейцев смотрели на меня с нескрываемым любопытством. Старый пьяница, по прозвищу Дубль, и парнишка, которого я не знал.

— Дубль! — Я выпрямился и поднял руку в приветственном жесте. — В какую темницу увели пленников королевы?

Могло оказаться, что в камеры на вершине Марсельской башни. Конечно, это рабы, но норсийца с кем попало не посадишь. Всегда неплохо начать с непринужденного вопроса и тем самым разговорить собеседника.

— Да нет для них камер.

Дубль хотел было сплюнуть, но передумал и шумно сглотнул.

— Чт?..

Не могла же она в самом деле казнить их — это было бы преступной тратой ресурсов.

— Да вроде как освободят их, я слышал. — Дубль помотал головой, выражая неодобрение, брыли его болтались. — Контаф с ними разберется. — Он кивнул, показывая на другую сторону площади, — и правда, там был Контаф, укутанный в торжественное облачение. Он семенил в нашу сторону, надутый, как то свойственно мелким чиновникам. Из высоких зарешеченных окон над Боевыми воротами я слышал приближающийся лязг цепей.

— А, черт! — Я перевел взгляд с двери на субкамергера и обратно. — Задержи их тут, Дубль. Не говори им ничего, понял? Ни-че-го. Сам проверю. И твоего друга тоже.

И я умчался перехватывать Амераля Контафа из дома Месер.

Мы встретились посреди площади, где древние солнечные часы отмеряли время утренними тенями. Мостовая уже начала нагреваться, и над крышами домов занималась заря.

— Амераль!

Я раскинул руки, словно он был моим давним другом.

— Принц Ялан.

Он пригнул голову, словно стараясь не видеть меня. Его подозрительность можно было простить — в детстве я засовывал ему в карманы скорпионов.

— Эти рабы, которых приводили в тронный зал… что с ними будет, Амераль?

Он попытался обойти меня, сжимая свиток с приказом в пухлом кулаке, но я не дал.

— Я отправлю их с караваном в порт Исмут с бумагами, расторгающими все договоры. — Он перестал пытаться обойти меня и вздохнул. — Что вам нужно, принц Ялан?

— Только норсиец. — Я улыбнулся и подмигнул Амералю. — Он слишком опасен, чтобы просто освободить его. Это должно быть очевидно для каждого. В любом случае бабушка послала меня распорядиться насчет него.

Контаф поднял глаза, недоверчиво сузившиеся.

— Мне не давали таких указаний.

Надо признать, лицо у меня удивительно честное. Что называется, блеф и отвага. Меня легко принять за героя, и без особых усилий я могу убедить самого циничного незнакомца в своей искренности. С людьми, которые меня знают, этот трюк проходит не всегда. Далеко не всегда.

— Пойдемте со мной.

Я положил руку ему на плечо и подтолкнул в сторону Боевых ворот. Направить человека туда, куда он и так собирался пойти, — правильно, это стирает грань между тем, чего хочет он, и тем, чего хотите вы.

— По правде говоря, Красная Королева выдала мне свиток с приказом. Что-то нацарапала на пергаменте второпях, а я, к своему стыду, изловчился выронить его, когда бежал сюда. — Я убрал руку с плеча Контафа и расстегнул золотую цепь на запястье — тяжелую, с маленькими рубинами на обеих сторонах застежки. — Было бы ужасно неловко вернуться и признаться бабушке, что я потерял свиток. Друг понял бы меня. — Я снова подтолкнул его, словно единственным моим желанием было спокойно добраться до места назначения. Цепочкой я тряс перед глазами Контафа. — Вы же ведь правда мой друг, Амераль?

Я не стал ронять цепочку ему в карман, чтобы не напоминать о скорпионах, а предпочел вложить в его потную ладонь, рискуя, что он догадается: это красное стекло и позолоченный весьма тонким слоем свинец. Все по-настоящему ценное я давно заложил.

— А не хотите вернуться и поискать документ? — спросил Контаф, останавливаясь и разглядывая цепочку. — К вечеру принесете.

— Ну разумеется, — честно выдавил из себя я. Еще чуть-чуть — и честность из меня просто-таки потечет.

— Этот норсиец и правда опасен, — кивнул Контаф, словно убеждая самого себя. — Язычник, поклоняющийся ложным богам. Признаться, я удивился, когда его распорядились освободить.