Заговор черных генералов - Вадим Хлыстов Страница 7

– Вы свободны. Прикажите, пусть мне принесут сюда кипяток и сахар.

Дождавшись, когда за начальником караула гауптвахты закроется дверь в камеру, мужчина проговорил в спину арестованного:

– Можете повернуться и держать руки свободно, курсант.

Арестованный медленно повернулся к посетителю. Тот указал пальцем на табурет, привинченный к полу возле торцевой стороны грубо сколоченного стола:

– Сядьте туда, Левашов.

Дождавшись, когда арестованный выполнит его команду, посетитель сел напротив него на такой же привинченный к полу табурет, положил на стол тонкую папку и лениво ее полистал:

– Я старший следователь отделения внутренней безопасности 4-го Управления Генштаба Виноградов. Зовут меня Валерий Николаевич. Сутки назад вы, курсант Левашов, при проведении учебного занятия, имитирующего уход с проваленной конспиративной квартиры, убили трех курсантов спецшколы, исполнявших роль группы захвата. Начальником школы на первичном дознании установлено, что это убийство было совершено вами преднамеренно ввиду длительных неприязненных отношений, сложившихся между вами и убитыми. Вас ознакомили со статьей в Уголовном кодексе, по которой против вас выдвигается обвинение?

Арестованный угрюмо кивнул головой:

– Так точно, гражданин следователь… Статья 136. Умышленное убийство военнослужащих при особо отягчающих обстоятельствах. Карается высшей мерой наказания.

– Можете мне что-то заявить по поводу выдвигаемого против вас обвинения?

– Нет, не могу…

Следователь закрыл папку и задумчиво постучал по ней пальцами:

– Не можете… не можете… – Потом равнодушно пожал плечами и неожиданно спросил: – Есть будете, Левашов?

– Нет, спасибо…

– Ну как хотите. Я, пожалуй, перекушу. А вы пока подумайте, вдруг что и надумаете…

В этот момент в дверь камеры громко постучали. Следователь скомандовал:

– Войдите.

Дверь распахнулась, и в камеру вошел часовой свободной смены. В руках он держал чайник и кулек с колотым сахаром. Виноградов указал на стол перед собой:

– Поставь сюда.

Дождавшись, когда часовой выйдет из камеры, следователь достал из кармана галифе банку тушенки, из-за голенища сапога хищно блеснувшую финку, одним движением вскрыл банку и начал с наслаждением есть с лезвия, равнодушно оглядывая арестованного. На лице того не дрогнул ни один мускул. Он даже не сделал непроизвольное глотательное движение, какое сделал бы на его месте любой человек, лишенный пищи и воды уже целые сутки. Следователь, съев содержимое банки, смачно рыгнул, не торопясь достал пачку папирос и с наслаждением закурил, продолжая безучастно изучать курсанта. Докурив папиросу до гильзы, небрежно бросил окурок на пол, лениво потянулся к чайнику, налил себе кружку кипятка, положил в нее несколько кусков сахара. Размешав сахар все тем же ножом, неторопливо поднес кружку ко рту, а потом внезапно, не размахиваясь, швырнул ее в лицо арестованному.

Тот, однако, все же успел подставить локоть, хотя сидел всего в полутора метрах. Но, по-видимому, этого отвлекающего движения и ждал следователь. Он каким-то обезьяньим движением, опершись рукой о столешницу, выбросил свое тело из-за стола и в воздухе ударил ногой справа в челюсть курсанта. Удар развернул арестованного на сто восемьдесят градусов, сбросив с табурета. Левашов, лежа на полу и уже «плывя», только на вдолбленных тремя годами тренировок рефлексах попытался вскочить и принять оборонительную стойку. Но он, чемпион школы по боевому единоборству, не успел… Виноградов непонятным образом оказался у него за спиной, заломил руки и, упершись подошвой сапога в основание черепа, грозя сломать шейные позвонки, прошипел сверху:

– Шутки закончились, сопляк. Отвечать быстро и не задумываясь. Это приказ, понял?

Левашов в ответ сумел лишь сипло выдохнуть:

– Понял…

– Учебный псевдоним?

– Хлюст…

– Направление подготовки?

– Германия, Австрия…

– Кто является канцлером Австрии?

– Энгельберт Дольфус…

Дальше следователь начал задавать вопросы во все возрастающем темпе, то почти доводя арестованного до потери сознания, давя сапогом, то позволяя тому немного прийти в себя, ослабляя давление. Вопросы были самые разные и странные – начиная от количества ступенек на лестнице, ведущей на второй этаж спецшколы, заканчивая названиями самых злачных мест Берлина и Вены.

Этот непонятный допрос продолжался уже около получаса, когда Виноградов внезапно отпустил арестованного, схватил за ворот гимнастерки и рывком усадил на табурет.

Курсант, приходя в себя, сделал несколько жадных, всхлипывающих вздохов, а потом тяжело закашлялся, держась руками за горло. Следователь вернулся на свое место и уставил указательный палец на арестованного:

– Слушай сюда, щенок. Предполагается, что ты увидел нечто такое, что заставило тебя усомниться в начальнике школы. Но тебя начали подозревать, и поэтому в течение последней недели четыре раза пытались убить эти трое, которых ты положил на тренировочном занятии. Ты понял, что на учебном задании твой последний шанс, чтобы оказаться хоть на время в гарнизонной тюрьме, в которую тебя в соответствии с протоколом должны завтра перевести, чтобы из нее сбежать.

Арестованный исподлобья недоверчиво зыркнул на следователя:

– А откуда вы?..

– Неважно. Отвечай на вопрос.

Левашов закрыл глаза, несколько раз вздохнул, а потом, как будто внутренне бросив себя в ледяную воду, безнадежно прошептал:

– Да, именно так…

– Что ты увидел? Телись быстрее!

Арестованный, глядя в стол, тихо заговорил:

– Нас учат связывать разрозненные факты, гражданин следователь. Это основа основ нашей будущей работы. И поэтому нам надо постоянно тренироваться в таком анализе. В любой обстановке… Понимаете, у начальника школы окна в кабинете неизменно закрыты шторами. Так вот, когда он шторы открывает, то в этот день обязательно, подчеркиваю, обязательно идет в читальную комнату при библиотеке, где хранятся подшивки газет, и час проводит за конспектированием статей из «Правды» или «Известий». Казалось бы, в этом нет ничего особенного… Но эти распахнутые неукоснительно шторы прямо-таки кричали о связи между конспектированием и чем-то еще… Ну я, ради тренировки, решил выяснить какая связь между этими событиями…

– И что выяснил?

Левашов криво улыбнулся одной стороной рта:

– Он, как все, конечно, работает над статьями, иногда подчеркивая отдельные слова и даты. Но, когда я связал его подчеркивания за месяц, записывая в отдельный блокнот, выяснилось, что это псевдонимы курсантов, их возможные краткие биографии и направления учебы. Дело в том, что подчеркнутые слова в одном номере газеты выглядели действительно бессмыслицей. А вот за месяц они превращались в конкретный короткий текст. В тот же день, когда начальник школы работает в читальной комнате, газету из подшивки забирает библиотекарь. Она коммунистка, еще с дореволюционным стажем, служила когда-то в ЧК. А сейчас, в связи с возрастом, заведует нашей не секретной библиотекой и имеет свободный выход за пределы школы. Так вот на следующий день газета опять оказывается в подшивке, но все подчеркивания уже затерты…