Кошка, которая умела плакать... - Наталия Аникина Страница 7

Через пять часов она уже выходила из потайной двери своего дома в Бриаэлларе. Едва отвечая на приветствия друзей и почти не глядя по сторонам, она отправилась в южную часть города. Пустым взглядом скользила она по изумительному творению лучших мастеров Энхиарга, по кажущемуся невесомым каменному кружеву, по знаменитым алайским витражам и горящим сапфирным огнём острым шпилям, пронзающим яркое закатное небо. Не замедляя шага, чтобы полюбоваться захватывающим дух зрелищем, которое представлял собой Дворец Аласаис, Аниаллу пересекла широкую площадь перед замком и вошла в него, миновав знаменитые Сияющие Врата; сплошь покрытые рельефными узорами из дробивших свет мелких драгоценных камней серебряные врата, казалось, сами испускают острые яркие лучи.

Ее сразу приняли. Сама Верховная жрица Гвелиарин поднялась к ней навстречу и указала на место у своего кресла. Аниаллу надо было высказаться, и её выслушали. Она говорила и говорила: о том, что больше не хочет выполнять подобную работу и о том, почему она не хочет ее выполнять. Она не может более делать добро существам, которых не знает, не любит, до которых ей, по большому счету, нет никакого дела, и она не хочет, чтобы кто-то, особенно чужая богиня, вкладывала в её алайскую голову чувства, желания и порывы, противные натуре всякого создания Аласаис. Жрица понимающе кивала, прикрывая глаза в знак своего расположения и доверия к Аниаллу. Когда Алу наконец закончила свою речь, Гвелиарин долго молчала, глядя в грустные глаза своей собеседницы, а затем ласково улыбнулась ей и сказала:

— Если ты не желаешь помогать тем, на кого мы указываем, тогда не делай этого. Ты вольна выбирать собственный путь, и решать, кому ты протянешь руку, может только твоё собственное сердце.

Она сказала всё это без тени гнева, без намёка на то, что осуждает отступившуюся от своего благого служения Аниаллу. Гвелиарин даже не казалась удивлённой словами своей собеседницы.

— Я попрошу тебя лишь об одном: я хочу, чтобы официально ты сохранила за собой титул тал сианай. Но от обязанностей и правил, которые он на тебя налагал, ты теперь свободна.

Удивленная и даже немного обиженная таким легким согласием отпустить ее, Аниаллу поблагодарила Верховную жрицу и, немного грустная, но все же довольная, отправилась прочь из дворца.

Уже на следующий день окрылённая новообретённой свободой Аниаллу покинула Бриаэллар и отправилась в Ар-Диреллейт в Академию магии, которую возглавляла эльфийская волшебница Диреллея — давняя подруга сианай. Для того чтобы начать новую жизнь, не связанную со служением Тиалианне, Аниаллу (как она шутила — для конспирации) был необходим диплом мага. Она рассчитывала получить его, сдав в течение трёх месяцев экзамены за весь почти тридцатилетний курс обучения (было забавно тянуть билеты и получать оценки от своих бывших учениц).

И этих трёх месяцев хватило Аниаллу, чтобы, вступившись за одну девушку из тёмных эльфов, снова ввязаться в большие неприятности.

Выпутавшись же из них, она вдруг осознала, что ей нет никакого дела до этой девушки. Алайка снова и снова привычно спрашивала себя: зачем я все это делала? — и теперь не могла найти уж совсем никакого объяснения.

Задай она этот вопрос Гвелиарин, та рассказала бы Аниаллу, что этой эльфийской девушке суждено сыграть огромную роль в будущем, и она спасёт сотни жизней через сотню лет. Но алайка не пошла к мудрой Верховной жрице, вместо этого опустошённая Аниаллу ан Бриаэллар сидела за стойкой бара и сосредоточенно плавила взглядом кубики льда, оставшиеся в зелёном стеклянном стакане из-под вина. Внимательно выслушавший её рассказ Ирсон тоже молчал, участливо глядя на подругу. И хотя он не был Верховной жрицей Бриаэллара, зато обладал свойственной Высшим танаям особенной мудростью и понимал многое, чего не понимали другие.

— Все твои беды оттого, что ты никого не любишь; Аниаллу, — сочувственно вздохнул Ирсон; алайка подняла на него изумленные глаза, беззвучно требуя разъяснений. — Не любишь ни себя, ни тех, кому ты помогала. Да, да, ты сострадаешь, ты чувствуешь чужие беды, будто они твои собственные. Но стоит объекту твоего внимания перестать страдать — и между вами уже нет ничего общего. Тебя ничего уже с ним не связывает. Тебя сильнее волнуют беды существ, чем они сами. Я понимаю, что будучи тал сианай, ты выполняла работу, к которой твой титул тебя обязывал, и твои страдания были частью этой работы. Но теперь это в прошлом, тебе пора становиться алайкой и начать ценить в окружающих качества, которые обычно ценят кошки, те, что могут быть приятны или полезны лично тебе. И тебе стоит стать более эгоиичной, что ли, ведь алайка, которая не любит себя, — это мёртвая алайка.

— Я понимаю это, Ирсон. Но поверь мне, я не в силах взглянуть на мир другими глазами просто потому, что я не могу поднять их — слишком тяжёлую ношу взвалила на меня твоя богиня. Она легка для твоих соплеменников, но для алайки нет ничего более тяжкого. Я вечно борюсь за чьё-то счастье — счастье того, кто близок и интересен не мне, а той частичке Тиалианны, которая была заложена в меня при создании. Наверное, я обречена на то, чтобы вечно помогать кому-то в достижении его цели, — вздохнула она, — ты прав, чужие беды влекут меня, как огонь — бабочку. Я не святая, и у меня есть множество собственных желаний. Но я всегда занята другими… когда же мне жить для себя? — с горечью воскликнула Аниаллу.

— Так живи, тебе же никто не запрещает, — широко улыбнулся Ирсон, подливая ей ещё вина.

— Я пытаюсь. Но когда я вижу таких, как та девочка, я ничего не могу с собой поделать. Я выслушиваю рассказы об их бедах и помогаю их преодолеть, подчас во вред себе. А они потом не то что не благодарят, а даже часто ненавидят меня!

— Аниаллу, ждать благодарности в подобных случаях… — начал было Ирсон, но алайка резко перебила его.

— Да не нужна мне их благодарность! Меня злит то, что я не могу поступать иначе.

— Просто у тебя доброе сердце и…

— Ты не понимаешь, это всё… такая магия, это сила Тиалианны с попустительства Аласаис сделала меня такой, чтобы я помогала другим выбираться из безвыходных ситуаций, это чуждый дух — дух змеи, который не уживается с моим духом кошки… Нет, ну ты скажи мне, зачем твоей богине понадобилась жрица-алайка, когда у неё своих более чем достаточно?

— Значит, твоя богиня хотела, чтобы у тебя было доброе сердце, — всё так же спокойно и убеждённо сказал Ирсон. — Делать добро без надежды на благодарность нелегко. Но ты особенная, ты тал сианай Аниаллу, и ты справишься.

— Я надеюсь… — кисло сказала Алу.

— Кстати, об эльфах и неприятностях — ко мне тут Энбри заходил, — Ирсон лукаво посмотрел на Аниаллу, зная, что упоминание об их общем знакомом способно увести мысли алайки далеко от ставшего тягостным разговора.

— Да что ты? — спросила Аниаллу, и лицо её удивительным образом преобразилось. Она расплылась в хищной улыбке, от которой поднявшаяся верхняя губа обнажила белоснежные клыки. При этом она чуть опустила подбородок, демонстрируя их длину и остроту. Этот оскал, способный изуродовать любую другую девушку, придал лицу алайки особую дикую прелесть. — И как же он тут оказался? — язвительно промурлыкала она.