Меч и щит - Григорий Березин Страница 7

Я принял у Скарти топор и прикинул его вес. Да, Раскалывателем Черепов он назван не зря. Поступок Скарти тронул меня настолько, что я сказал то, чего обычно не говорю:

— Знаешь, Скарти, не будь у тебя семьи, я бы, пожалуй, как и мой… отец, взял тебя с собой. Но увы, это невозможно. Я еще не выбрал свой путь, и кто знает, где я заночую через три дня.

Скарти вдруг осклабился и захихикал:

— Через три дня, говорите? Думаю, вы заночуете в деревне Ураторп.

— Да ну? А я и не знал, что ты седьмой сын седьмого сына. С чего ты взял, что я окажусь именно там именно в ту ночь, если я сам не знаю, в какую сторону двинусь?

— Потому что в трех днях пути от Эстимюра в той стороне нет иного жилья, кроме Ураторпа. А я замечал, что всякий раз, когда вы гуляете, о чем-то задумавшись, или едете, отпустив поводья, вас всегда тянет вон туда. — Он махнул рукой на юго-запад.

— Туда… ты имеешь в виду, к водопаду Нервин?

— И дальше, вниз по течению Красной реки, куда унесло тело Суримати вместе с мечом вашего отца.

Хорошо, что я уже сидел, а то бы так и сел. Сам я никогда за собой такого не замечал, но ни на миг не усомнился в словах Скарти, зная его наблюдательность.

— Гм, выходит, меня притягивает к отцовскому мечу, как железо к магниту? А эти, как их, Погром и Кайкэн, разве не должны обладать такой же способностью?

— Кто знает, какой магической силой наделил их Глейв, — пожал плечами Скарти, — возможно, большой меч притягивает тех, в ком течет кровь Глейва, сильнее, чем остальные, и притяжение остальных будет заметно, только когда вы найдете Кром. А может, Глейв предвидел рождение своих сыновей и предназначил Кром именно сыну принцессы Хельгвины. Тогда сыну Дануты, вероятно, суждено получить Погром, а сыну Альвивы — Кайкэн. Вот только… — Тут Скарти внезапно осекся и побледнел.

— Вот только — что? Договаривай, Скарти. Ты хотел сказать: а что же достанется другим детям Меча? Значит, были и еще сыновья? Неужели Глейв соизволил наградить ребенком не только королев? Какое разочарование, — не без иронии продолжал я. — А я-то надеялся, что он, как существо божественного происхождения, был выше забав со служанками. Ну в таком случае их детям и не достанется мечей, все расхватают сыновья королев. Но у детей от челядинок будет родовое имя Меча, а это чего-то да стоит! Кто они? И кто их матери?

Я грозно посмотрел па Скарти, требуя ответа. Тот снова опасливо огляделся по сторонам и прошептал:

— Я говорил о той самой верховной стреге. Когда Хельги ранил Глейва, она, как я уже сказал, десять дней выхаживала его и никого не пускала к нему в каюту. И что там было тогда между ними, не знает никто.

— Да что там могло между ними быть? Ведь ты же сам сказал, что Глейв лежал не то живой, не то мертвый. На что он мог ей сгодиться, будь он хоть трижды богом?! И к тому же стреги строго блюдут целомудрие. И нарушившей его пришлось бы очень плохо, будь она хоть трижды верховной жрицей стрег. Ее б тогда живо отправили на заклание в какую-нибудь священную рощу. Нет, она б не осмелилась.

— Не знаю, может, и так, по ваша матушка, видимо, полагала, что он был скорей жив, чем мертв. Во всяком случае, я видел, как она…

Тут Скарти прикусил язык, поняв, что, несмотря на всю свою осторожность, сболтнул лишнее. И я немедля вцепился в эти его слова мертвой хваткой.

— Она что? Чего она сделала? Отвечай, Скарти!

— Она… столкнула… ее… за борт, — проговорил свистящим шепотом Скарти, с трудом выдавливая слова.

— Мать столкнула за борт верховную жрицу стрег? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Да, и во время борьбы амулет жрицы упал на палубу, где я его потом и нашел. И ваша матушка правильно поступила, мой принц. Ведь когда я хотел отдать тот медальон вашему родителю, он отказался взять, сказав, что стрега пыталась при помощи амулета подчинить его своей воле. Глейв разрешил мне оставить этот медальон себе, но пригрозил, что, если еще хоть раз увидит его, мне не поздоровится. Так что выходит, ваша матушка спасла его от участи трэля стрег. Но кроме нее, на это никто бы не осмелился, даже среди головорезов Рикса.

Я тихо присвистнул. Да, этот поступок мамочки вполне заслуживал отдельной эпической поэмы. Верховная стрега будет, пожалуй, повыше званием, чем иные королевы. И поднять на нее руку осмелился бы далеко не всякий доблестный витязь, пусть даже великий герой. Во всяком случае, лично я ни в коем случае не желал бы связываться со стрегами.

— Ну, — рассудил я, — раз та стрега утопла, то чего бы там ни было между ней и Глейвом, родить она могла разве что водяного. Так что об этом претенденте на наследие Меча можно не беспокоиться.

Но все услышанное от Скарти надлежало спокойно обдумать. Кроме того, мне требовалось поговорить перед отъездом еще с одним человеком. Я поднялся со стула, взял правой рукой Скаллаклюв, а левой — амулет (сдается, в моем путешествии никакая магическая помощь не будет лишней) и тепло попрощался со старым прохвостом:

— Ну, бывай, Скарти. Кто знает, суждено ли нам когда-нибудь еще свидеться. Но я всегда буду помнить о твоей верной службе моему отцу, и мне. Прощай.

Я сжал его в объятиях, и, клянусь, на глазах у этого мошенника появились слезы, правда не могу сказать отчего — от избытка чувств или от боли, ведь стиснул я его крепко.

И уже у самых дверей я обернулся и дружески так посоветовал:

— А «змейку» ты лучше верни герцогине Адельгейде. Бедняжка до сих пор не может смириться с ее пропажей. Все равно продать ее ты сможешь, только расплавив, то есть в лучшем случае за полцены. Представь дело так, будто случайно нашел пропажу… ну да не мне тебя учить! Но верни обязательно. — И с этими словами я вышел из каморки, довольный собой.