Город смерти - Даррен О'Шонесси Страница 7

Но слово «громилы» к нам не относится. Наш бизнес нелегальный, но это бизнес; мы подотчетны налоговому управлению, как и все другие, так что мы постоянно должны лизать задницу чиновникам, не цапаться с ними, следить, чтобы по документам у нас все было гладко. Стоит сплоховать с бумажками, и они набросятся на тебя как шакалы.

А еще надо заботиться о служащих. Тут целый бюджет: смета, накладные издержки, официальные фирмы, которые надо содержать для блезира. Хитрое дело. В сто раз труднее, чем вести законный бизнес. Крутые авторитеты держат при себе своры умников с адвокатскими дипломами, но нашему брату эти крючкотворы не по карману. За нас никто ничего не сделает. Ты сам себе и швец, и жнец, и в дуду игрец. Сам себе менеджер и шестерка, юрист и барышня на телефоне. Конечно, доход повыше будет — на моем фоне мелкие законные предприниматели просто голь перекатная, — но только в том случае, если ты все делаешь правильно, если не дуришь, если не подставляешься копам или своим врагам. Или Кардиналу.

Тут он в задумчивости умолк — видимо, добрался до некоей важной темы раньше, чем хотел бы. Погрозив мне пальцем, он заявил:

— Вот что, Капак, с Кардиналом не шутят. Ни при какой погоде. Заруби на носу. Не лезь на его территорию, не дразни никого из его людей, даже самого никудышного курьера. Если придет кто-то из кардинальских и потребует долю в деле, в деле, на которое ты, может быть, месяцы угрохал, в деле, которое ему и не по чину вроде, соглашайся сразу, даже себе в убыток. В этом городе Кардинал — король. Всем заправляет. Всех скупил с потрохами. То и дело приезжают молодые ребята, добывают себе немножко денег и власти и начинают думать: «Да что нам этот Кардинал? Говорите, он самый крутой, говорите, он весь город вот так держит? Пустой базар!»

Такие молодые ребята… — произнес дядя, как пулю в «яблочко» всадил, — такие ребята умирают. Чтобы ты уяснил потверже, повторяю: с Кардиналом не шути. В остальном делай что хочешь, совершай любые ошибки. Но держись от него так далеко, как только можешь, а если ваши дороги скрестятся, будь почтителен. Потому что стоит Кардиналу влезть тебе на спину, он загонит тебя в безвременную могилу. Это как пить дать.

— А ты имел с ним дело? — спросил я. — В последнее время?

Дядя, замявшись, отвел глаза; в его взгляде промелькнуло, как мне показалось, что-то странное; но когда он вновь повернулся ко мне, от этой-реакции и следа не осталось. Если она мне вообще не почудилась.

— Нет, — ответил он. — В последнее время как-то нет. Пару месяцев назад мы переговорили через третье — елки, скорее даже через четвертое или пятое — лицо. Но напрямую не общались. Он такими пескарями не интересуется.

И все же мой вопрос огорошил дядю. Он его не ожидал и, хотя вопрос был задан мной без всяких задних мыслей, теперь я понял, что натолкнулся на какую-то тайну, которая в будущем сгодится мне как зацепка — еще сослужит службу. Дядя Тео вызывал у меня большое уважение; я знал, что у него можно многому научиться, но сам я целил гораздо выше и знал, что с Кардиналом, ежели выпадет случай, непременно померяюсь силами, несмотря на дядино (явно резонное) предостережение: ведь через Кардинала проходит единственная дорога к реальной власти в этом городе; не рискнешь бросить ему вызов — так и будешь вечно биться головой о стенку в закутке для мелких воришек.

Тео покрутил в руке свою бутылку, вглядываясь в ее золотую пучину, и решительно перевел разговор на другую тему.

— Капак Райми, — выговорил он с расстановкой, смакуя слоги. — Чудное имя. Иностранное. Я таких и не слышал никогда. Попадались мне один или двое по фамилии Райми, но имена у них были ходовые: Джозеф там или Джоэль. Почему вдруг тебя так назвали?

— Это отец, — задумался я. — Мой отец носил фамилию Райми, а насчет «Капака» я, честно говоря, сам не знаю. Наверно, старинное имя. Или, может, его из книжки взяли. Разве мать тебе не рассказывала?

— Нет, — смущенно закашлялся он, и в его глазах снова промелькнуло то самое, непонятное, и я вновь почувствовал, что ненароком забрел в запретную зону. — Я с твоей матерью мало общался после того, как она вышла замуж, — пробурчал он. — Типа как потеряли связь. И у нее, и у меня была своя жизнь, полон рот хлопот. С семьями такое часто бывает, особенно с такими большими, как моя. Что за человек был твой отец?

— Мой отец? Он… — Я попытался мысленно нарисовать его портрет. — Хороший человек. Он умер, когда я был еще маленький, и я о нем мало что помню, но, судя по всему, он был классный. Мужик что надо.

— А твоя мать? — спросил Тео, подавшись вперед; его глаза вдруг перестали моргать и смотрели зорко. — Что скажешь о матери?

— Она… ну-у, сам знаешь, мать есть мать, — нервно рассмеялся я. — Какие бывают матери? Объективно судить не могу. Она была… — Тут у меня начал заплетаться язык, и я умолк. По непонятной причине мне вдруг стало не по себе, точно в моем прошлом была сокрыта какая-то мерзость, которую я предпочел бы утаить. — Она твоя сестра, между прочим, — отрезал я. — Ты ее лучше моего должен знать.

— Конечно, — быстро ответил он. Слишком уж быстро. — Я просто хотел узнать, изменилась ли она с тех пор, как я… как она…

Он крякнул, допил пиво, рыгнул, встал, принес еще две бутылки и закрыл тему. Я почувствовал, что странно благодарен ему за эту передышку, но так и не понял почему.

* * *

Гангстером я сделался в один момент, точно им родился. Все схватывал с лету. Действовал по наитию. Внимательно выслушивал Тео и запоминал все его советы. Он научил меня многому: как вести себя с братками, клиентами (своих жертв мы именовали исключительно «клиентами») и конкурирующими бандами. Он обучил меня вести бухгалтерские книги, отмывать наши доходы через законные фирмы, уворачиваться от правосудия с его бесчисленными и длинными руками.

Город был чудовищем, разрастающимся во все стороны, разъятым на разные уделы: неискушенному глазу он казался хаотическим царством анархии, но, подойдя поближе и вглядевшись в детали, вы осознавали его завораживающую упорядоченность. Для начала — банальное и очевидное членение на разные районы, свойственное любому крупному городу. Деньги обитали на севере, сосредоточенные в основном на двух квадратных километрах, застроенных особняками. Там жили богачи — как законные, так и теневые. Улицы там сверкали чистотой, фонари горели всегда, машины не превышали установленную по закону скорость. Преступность отсутствовала как факт: какой дурак сунется в этот шикарный, огороженный со всех сторон район?

На востоке и юго-востоке правили черные. Не сказать, чтобы представителей других рас туда вообще не допускали — но встречали без радушия. В истории города было много некрасивых примеров расизма. Начало восьмидесятых ознаменовалось крупными беспорядками: десятки погибших, масштаб разрушений, скорее приличествующий землетрясению или еще какому-нибудь стихийному бедствию. С той поры утекло немало воды, и стало как-то тише; цвет кожи перестал быть вопросом жизни и смерти: приличные школы, расширенные возможности карьерного роста, новое муниципальное жилье притупили жало расовой ненависти — но многолетний опыт гнета и презрения просто так не отбросишь, и перемены шли черепашьими темпами.