Мир-ловушка - Антон Орлов Страница 7

– Что там за шум?

– Я раб, господин! Здешний раб! Бутылки вот собираю, чтоб под ногами у господ не валялись…

– Я не спрашиваю, кто ты такой. Я спросил, что там за шум?

– А… Это студенты, господин.

Он съежился в поклоне, глядя на Шертона с тревожным ожиданием.

– Ступай, – разрешил Шертон.

Не поднимая головы, мужчина торопливой развинченной походкой побрел дальше. Скорее всего, никакой он не раб. Бездомные бродяги, пропившиеся до последней нитки алкоголики или даже беглые преступники нередко выдавали себя за государственных рабов, получая таким образом кров и бесплатное питание. В тех учреждениях, где числятся сотни рабов, затеряться в общей массе несложно. Департамент Рабонадзора периодически устраивал проверки и выявлял нелегалов. По закону, те обязаны возместить государству убытки – либо же, в случае отказа, они действительно станут рабами, да только в Верхнем Городе им после этого не жить: таких отправляли на плантации, на рудники, на соляные копи.

Нелегал, встретившийся Шертону, неспроста испугался: если здешние рабы проведают, что он собирал на их территории пустые бутылки, они сами сдадут его инспектору из Рабонадзора – чтобы неповадно было отбивать у людей кусок хлебной лепешки!

Голоса теперь звучали отчетливей, Шертон уже мог кое-что разобрать:

– Мы идиоты! Мы идиоты! Мы маменькины сынки и дочки!

Следующий коридор оканчивался проемом, за которым виднелся зал с ребристыми медолийскими колоннами из серого камня. Там копошились люди. Довольно много парней и девушек – несколько десятков, на глаз определил Шертон – ползали по кругу на четвереньках. Другие, этих было около дюжины, сидели с бутылками на широких каменных подоконниках, время от времени выкрикивая приказы:

– Орите громче, засранцы! Ну-ка, давайте: «Мы – вонючие дураки!»

– Мы – вонючие дураки! – хором подхватили ползавшие.

– Громче, не слышу!

И те и другие были одеты как студенты. На Шертона эта сцена произвела мерзкое впечатление. Некоторое время он наблюдал, оставаясь незамеченным, потом повернул обратно.

– Мы психи, мы придурки затраханные! – неслось ему вслед.

В озаренном вечерним солнцем коридоре с растрескавшейся штукатуркой навстречу попалось еще двое рабов: один с веником, совком и ведром, второй с корзиной, на дне которой перекатывалась пустая бутылка. Оба степенно поклонились. Видимо, настоящие рабы, зарегистрированные, с документами.

– Что там творится? – Шертон кивнул в ту сторону, откуда доносились голоса.

– Это старшекурсники и первокурсники, господин. У студентов такие ритуалы, господин.

– И часто здесь такое бывает?

– Каждый год, господин.

– Хм… И все первокурсники на это соглашаются?

– Все, господин. Они не могут отказаться, господин.

Не все. Девочки с обожженной рукой в зале не было. Он бы ее узнал.

– Их там человек семьдесят. Первокурсников гораздо больше.

– В зале все не поместятся, господин, и поэтому старшие вызывают туда младших по очереди. Сегодня одних, завтра других, господин.

На уровне третьего этажа находилась галерея, соединявшая жилой корпус с соседним, учебным. На стене возле входа искрились на солнце подкрашенные кристаллы, складываясь в надпись: «Самопожертвование – твой священный долг, молодежь Панадара!» В университете полно таких призывов, так же как и в других казенных зданиях Верхнего Города, на улицах, в общественных местах… Воспитание. Несмотря на это, молодежь Панадара проявляла достаточно здравого смысла, чтобы всячески уклоняться от исполнения своего священного долга. Шертон ее за это не осуждал.

Правда, нынешнего избранника Нэрренират, пренебрегшего великой богиней, он ну никак не мог понять… Принимая человеческий облик, Нэрренират представала прекрасной женщиной, высокой и гибкой, с белой, как лепестки жасмина, кожей, водопадом иссиня-черных волос, налитой грудью и лиловыми глазами, подернутыми влажной поволокой. Если б ее выбор пал на Шертона, уж он бы не отказался!

Следующая галерея соединяла учебный корпус с ректорским. Тут дежурили охранники, но Шертона они пропустили без расспросов.

Венцлав отдыхал на балконе, развалившись в плетеном кресле. Юная рабыня умащивала его отечные ноги благоуханными снадобьями, другая перебирала струны арфы, извлекая переливчатые хрустальные звуки. В золотых подставках дымились курительные палочки, их аромат накрывал балкон плотным незримым куполом.

– Прогулялся, Арсений?

– Прогулялся. Ты знаешь, что у тебя под носом творится?

Выслушав рассказ, ректор не удивился. На его усталом обрюзгшем лице появилась благодушная улыбка.

– Это же старые студенческие традиции, Арсений. Традиции! Что тебе тут не нравится?

– Унижение человеческого достоинства.

– Да брось ты, какое там унижение… Просто студенческие шутки. Через год-другой эти ребята сами будут так же шутить с первокурсниками. Это идет из поколения в поколение… Ты же сам когда-то был студентом?

– Я был вольным слушателем. И с таким дерьмом я ни разу не сталкивался.

– А-а, вольным… Это было всегда, ты просто раньше не видел. Ты же только на лекции сюда приходил, не знал, чем живут студенты.

– Среди первокурсников часто случаются самоубийства?

Венцлав нахмурился и недовольно заворочался в покачнувшемся кресле.

– Каждый год мы теряем по пять-шесть человек, если тебя это интересует. Нервные срывы из-за возросшей учебной нагрузки. Не всякий способен усваивать большой поток информации без перенапряжения! Кроме того, ребята молодые, боятся, что их для жертвоприношения изберут… В общем, причины известны, от них никуда не денешься. А эти вековые традиции, они прививают студентам корпоративный дух, сплачивают их…

– Венцлав, ты хоть сам понимаешь, какую чушь городишь? – глядя на него с сожалением, спросил Шертон.

– Да ладно тебе… – буркнул ректор. – Не ругайся при рабынях. Лотея, сбегай-ка за идонийским вином! Давай, Арсений, выпьем, как два старых друга…

Услыхав стук в дверь, Роми вздрогнула. Ее разоблачили и сейчас арестуют, этим и должно было кончиться… Новый стук, громкий, нетерпеливый. Неслышно ступая по циновкам, устилающим пол маленькой кельи, она подошла к двери:

– Кто там?

– Я это, я!

Сибрела. Однокурсница и соседка. Роми отодвинула засов.

– Почему сразу не открываешь?!

– Извини, я задремала.

Сгущались сумерки, лиловые, как глаза Нэрренират. В этом полумраке Роми видела свое лицо в зеркале, висевшем возле двери: откровенно испуганное лицо. Прищурившись, она постаралась придать ему более пристойное выражение.