Серафина - Рейчел Хартман Страница 7

— Хм, — сказала Эскар. — Оно выглядит совсем не так отвратительно, как я себе представляла.

Орма, будь благословенно его сморщенное драконье сердце, поправил ее:

— Она.

— Разве оно не бесплодно, так же как мул?

Тут моему лицу стало так жарко, что я не удивилась бы, если б волосы загорелись.

— Она, — твердо повторил Орма, словно сам первое время не делал точно ту же ошибку. — Всех людей называют гендерно маркированными местоимениями независимо от способности к размножению.

— Иначе мы обижаемся, — добавила я сквозь застывшую улыбку.

Эскар без предупреждения потеряла интерес и отвела от меня пронзительный взгляд. Ее подчиненные вернулись с другого конца моста, везя с собой саара Базинда верхом на нервной лошади. Заместитель посла Эскар вскочила верхом, резко развернула своего гнедого и пришпорила его, даже не оглянувшись на нас с Ормой. Ее свита последовала за ней.

Когда они проезжали мимо, блуждающий взгляд Базинда остановился на мне и на одно долгое мгновение глаза его осветились. Меня пронзило отвращение. Орма, Эскар и другие, быть может, и научились походить на людей, но сейчас передо мной оказалось суровое напоминание о том, что скрывается под их личинами. Это был вовсе не человеческий взгляд.

Я повернулась к Орме, который задумчиво смотрел в пустоту.

— Это было донельзя унизительно.

Он вздрогнул.

— В самом деле?

— О чем ты думал, когда сказал ей обо мне? — спросила я. — Я, конечно, выбралась из-под отцовской пяты, но правила остаются в силе. Нельзя всем подряд рассказывать…

— А! — Он поднял тонкую руку, отражая обвинение. — Я ей не говорил. Эскар всегда знала. Раньше она была цензором.

У меня в животе все сжалось при упоминании цензоров. Это была организация, которая никому не подчинялась. Они занимались искоренением недраконовского поведения среди саарантраи и запросто копались в мозгах драконов, чьи эмоции, по их мнению, представляли угрозу.

— Чудесно. И что же ты сделал, чтобы привлечь внимание цензоров на этот раз?

— Ничего, — ответил он быстро. — Во всяком случае, она уже не цензор.

— Я думала, может, они сели тебе на хвост за проявление чрезмерной привязанности ко мне, — сказала я, а потом добавила едко: — Хотя уж наверное я бы заметила что-то подобное.

— Я проявляю к тебе приличествующий интерес в рамках допустимых эмоциональных параметров.

Увы, это звучало как преувеличение.

К его чести, он понял, что наш разговор меня расстроил. Не каждый саар обратил бы на это внимание. Его лицо скривилось, как обычно, от неуверенности, что делать с этой информацией.

— Ты придешь на урок на этой неделе? — спросил он. Вербальный кивок в сторону чего-то знакомого и нейтрального — вот единственное, что он сумел придумать, чтобы меня успокоить.

Я вздохнула.

— Конечно. И ты мне расскажешь, что тебе дала та девочка.

— Почему-то тебе кажется, что здесь есть что рассказывать. — В голосе его звучало непонимание, но рука невольно потянулась к груди, к тому месту, куда он спрятал золото. Я ощутила укол тревоги, но приставать к Орме было бесполезно. Расскажет, когда сам решит рассказать.

Он не стал со мной прощаться, как обычно; просто без единого слова отвернулся и направился к собору. Фасад его сиял алым в лучах заходящего солнца. Удаляющийся силуэт Ормы казался на нем темным штрихом. Я проводила его взглядом, пока он не скрылся из виду, завернув за северный трансепт, и так и осталась смотреть в то место, где он исчез.

В эту пору я уже едва замечала одиночество; это было мое нормальное состояние — если и не по природе, то по необходимости. Но после сегодняшних волнений оно давило больше обычного. Орма знал обо мне все, но он был драконом. В удачный день он мог быть сносным другом. В неудачный — столкнуться с его эмоциональной непробиваемостью было словно о ступеньку споткнуться. Больно, но винить можно только себя.

И все же больше у меня никого не было.

Стояла тишина, только шумела река под ногами, да еще ветер, запутавшийся в голых ветвях, и от таверн рядом с музыкальной школой доносились слабые обрывки песни. Я слушала, обхватив себя руками, и глядела, как на небе, моргнув, рождаются звезды. Потом вытерла глаза рукавом — это все от ветра — и отправилась домой, размышляя об Орме, о своих чувствах, которые должны оставаться невысказанными, и о том, что обязана ему столь многим — и что никогда не смогу расплатиться.