Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин Страница 7

Танюшка была права. Мы шли точно на запад.

– Да, это не Калаис… – пробормотал я.

– Это его приток, я забыла, как он называется, – уверенно сообщила Танюшка. – Может, это и к лучшему, но он короче, чем Калаис.

– Ничего страшного, – бодро заметил я. – Уж на запад-то мы курс и без реки сумеем удержать… Пошли, Тань.

– Что ты все «пошликаешь»?! – внезапно рассердилась она. – Я промокла! Я есть хочу! Я устала, в конце концов!

– Тань, я тоже, – терпеливо сказал я. – Выберемся на открытое место и попробуем разжечь костер.

– Да, костер он разжечь решил! Из чего, как?! Мокрое все! И… – Она осеклась и закусила губу. Опустила глаза: – Извини.

– Ничего, – по-прежнему спокойно ответил я. И больше ничего не стал говорить.

Мы опять зашагали вперед. Я видел перед собой спину Таньки, обтянутую мокрой ковбойкой, потемневшие от воды волосы, слипшиеся прядями, – по ним за ворот текла вода, и мне стало жалко девчонку – до спазмов в горле.

я пытался уйти от любви

я брал острую бритву и правил себя

я укрылся в подвале я резал

кожаные ремни

стянувшие слабую грудь

я хочу быть с тобой

я хочу быть с тобой

я так хочу быть с тобой

и я буду с тобой

твое имя давно стало другим

глаза навсегда потеряли свой цвет

пьяный врач мне сказал что тебя больше нет

пожарный выдал мне справку что дом твой сгорел

но я хочу быть с тобой

я хочу быть с тобой

я так хочу быть с тобой

и я буду с тобой

в комнате с белым потолком с правом на надежду

в комнате с видом на огни и с верою в любовь

я ломал стекло как шоколад в руке

я резал эти пальцы за то что они не в силах

прикоснуться к тебе

я смотрел в эти лица и не мог им простить

того что у них нет тебя и они могут жить

но я хочу быть с тобой

я хочу быть с тобой

я так хочу быть с тобой

и я буду с тобой

в комнате с белым потолком

с правом на надежду

в комнате с видом на огни

и с верою в любовь [2]

* * *

Костер разжечь и правда не удалось, как я ни старался. Зато на севере небо вдруг просветлело – голубая полоса подрезала тучи и начала стремительно расширяться, надвигаясь на нас. В этом было что-то тревожное, но мы радовались, глядя, как солнечный свет буквально течет к нам по земле, вспрыгивая на холмы и скатываясь в лощины и овраги.

Мы остановились на речном берегу и с удовольствием следили за этим.

– Все-таки хорошо, когда лето, – сказала Танюшка, и я подтвердил это энергичными кивками. Через минуту мы уже купались в солнце, хлынувшем с небес. – Давай просушимся хоть…

От мокрой земли в самом деле тут же начал подниматься пар, солнце играло в гирляндах капель, и только на юге быстро сокращался остаток облачного неба, унося дождь еще куда-то.

– Давай, – согласился я и в замешательстве взялся за язычок замка. Снял куртку, выжал ее как следует. Мы с Танюшкой, не сговариваясь, отвернулись друг от друга; я поочередно выжал брюки, футболку, даже носки и разместил все вещи на ветках, которые предварительно отряхнул от воды. Из туфель подальше вытянул языки и пошире расшнуровал.

Танюшка за моей спиной сопела – жалобно, сердито и упрямо. Не поворачиваясь, я спросил:

– Джинсы не выкручиваются, что ли?

– Угу, – ответила она. – Помоги… Да повернись, что ты…

А я что? Я ничего, как говорил попугай Кеша… Она же оставалась в черно-красном купальнике, как я ее сто раз видел. В руках держала джинсы. Она была вообще-то сильной, но выкрутить грубую ткань с лейблом «Lee», пошитую в Ярославле, конечно же, ей было не под силу.

– Не разорви, – предупредила она. Ну, это было зря… Такой пошив рвать надо грузовиком… Танюшка держала, а я крутил изо всех сил. Ей то и дело выворачивало руки, из-за чего она смешно морщилась.

– Ну вот, все. – Я встряхнул джинсы и перекинул ей. – Давай теперь сами погреемся.

– А? – как-то опасливо спросила она. Я молча выбрал камень и присел на него, поставив пятки на край и обняв колени. Через несколько секунд теплая спина Танюшки привалилась ко мне сзади.

– Мы все равно отсюда выберемся, – тихо сказал я, чуть откинув голову назад. Становилось жарко, и я подумал, что впереди в любом случае еще долгое-долгое лето.

– Конечно, выберемся, – согласилась Танюшка. И я, увидев у своей щеки ее закинутую через плечи руку, осторожно пожал тонкие пальцы.

– А поесть я что-нибудь добуду, – пообещал я.

– Давай немного поспим, – предложила девчонка, – очень хочется.

– Тань, идти надо… – начал было я, но потом кивнул: – Давай. Только веток натаскаем, а то простынем. – Я соскочил с камня и полез за ножом.

* * *

Я думал, что проснусь часа через два – больше даже в теплый солнечный день без одеяла не проспишь на природе, тело остывает и само будит. Но проснулся я аж во втором часу и обнаружил, что накрыт своими вещами и Танькиными тоже. Я выкопался из-под них и потянулся с подвывом.

Танька – по-прежнему в купальнике – бродила внизу по отмели и за чем-то часто нагибалась. Я лег на краю берега на живот – трава высохла – и, опустив подбородок на кулаки, начал следить за ней. Потом негромко свистнул.

Она вскинула голову и, улыбнувшись, помахала какими-то двумя мешочками. Не зашумела – по воде все слышно отлично. А через секунду уже карабкалась наверх.

– Ракушки, – сообщила она, отдуваясь. – Там их много, на отмели… Перловицы. Не устрицы, конечно…

– Устриц пусть буржуи едят, – весело ответил я. Мне было очень хорошо при мысли, что она меня укрыла. – А это мы вечером рубанем, на привале. Давай сполосни носки и одеваемся.

Мне сейчас хотелось есть еще сильнее, чем раньше. Танюшке, конечно, тоже. Но мы бодро засобирались. Высохшая одежда, конечно, залубенела, но это ничего. Только вот Танюшка вдруг ойкнула и с размаху села на то место, откуда встала.

– Голова закружилась, – успокаивающе, но в то же время жалобно объяснила она, когда я подскочил.

– Ничего, посиди еще немного. – Я отошел перегрузить ракушки в свою куртку, которой вновь предстояло играть роль мешка.

А ведь у меня тоже голова временами кружится… Неужели от голода так быстро начала?!.

Эта мысль пугала…

…Косвенное подтверждение тому, что мы идем правильно, мы получили через какой-то час, когда речка почти сошла на нет, превратившись в ручеек. Мы шли по самому берегу – галечному и пологому. И Танюшка остановилась, даже подавшись назад. Я тут же – честное слово, рефлекторно! – оказался перед ней, сжимая в кулаке нож.