Украинский гамбит. Война 2015 - Михаил Белозеров Страница 7

Костя по водительской привычке притормозил на перекрестке, но так как светофоры давно не работали, а машины стали большой редкостью, то, покрутив головой туда-сюда, он поехал дальше на третьей скорости, чтобы не налететь на камни или не попасть в яму. Чем ближе к центру, тем сильнее разрушения. Зато народу было побольше: кто-то копался в развалинах, кто-то тащил бидоны то ли с водой, то ли с самогоном. На площади перед универсамом дрались из-за мешка гнилой картошки. Пока двое выясняли отношения, третий утащил злополучный мешок. Божко долго смеялся, схватившись за бока: «Ой мамочки!» На перекрестке продавали прошлогоднюю кормовую кукурузу — твердую, как шарики от подшипников. Очередь, состоявшая сплошь из старух, смиренно заворачивалась хвостом вокруг обгоревших ларьков. В больничном дворе травматологии шныряли темные личности.

— Грабят… — равнодушно констатировал Сашка.

— Остановимся?.. — живо предложил Игорь, высунувшись в окно и издав разбойничий свист.

— Нет, — сказал Костя, представив себе, на кого они могут нарваться; необученный Тулупов и он, не умеющий толком стрелять даже из пистолета, — плохое войско. А если Божко подстрелят, то задание пойдет насмарку. Пусть грабителями полиция занимается.

— Жа-а-аль… — процедил Игорь, в азарте поворачивая голову так, что едва не свернул себе шею.

Был он горяч, но отходчив, со своими завиральными мыслями и идеями, которые давали пищу его воображению: если на бумаге было написано, что в мире людей существует, например, такое явление, как чтение мыслей, то Игорь был уверен, что обладает способностями их читать. И без всякого смущения проделывал всякие забавные фокусы, которые ему изредка удавались.

На следующем углу дома им повезло: прямо из машины торговали сушками. Костя тормознул, сбегал, и вернулся с полным кульком.

— Пять тысяч отдал, — сказал он, бросая кулек на сиденье рядом с Божко.

Они понеслись дальше, жуя черствые сушки. У Кости создалось впечатление, что город бомбили без всякой системы, для устрашения или для того чтобы разорить конкурентов. Новая «оранжевая хунта» все еще мыслила клановыми мерками. Зачем-то перепахали сквер у Планетария, но в «Сити-центре» вылетели только окна. Зато разнесли вдребезги стадион «Донбасс-арена» — наверное, потому что в него было легко целиться. Центральная площадь города осталась цела, зато изрядно разбили парк вдоль реки, но на ДМЗ [15]не упало ни одной бомбы. Видно, кому-то завод приглянулся. Говорят, даже зачем-то взорвали плотину на Кальмиусе, и вода ушла, затопив южную часть города. В шахтоуправление Засядько попали три бомбы и еще три в окрест. Говорят, обрушился центральный ствол. Шахта принадлежала кому-то из регионалов.

Некоторые здания были целыми, но выгоревшими изнутри. Это произошло, когда правительственные войска под черно-красными флагами и этномутанты всех мастей приехали на автобусах и рассыпались по городу. Они стали бросать зажигательные гранаты в окна первых этажей и стрелять по прохожим. Все это было сделано в отместку за решение Чрезвычайного всеукраинского съезда депутатов всех уровней о создании Федеративной Украинской Восточной республики. Новая «оранжевая хунта» заклеймила съезд «пятой колонной Москвы». И все из-за того, что Олеся Тищенко не согласилась с результатами выборов две тысячи пятнадцатого года, хотя эти результаты точь-в-точь повторили результаты предыдущих выборов. Виталий Ясулович, непонятно, экс или не экс, по наив ности своей апеллировал к свободолюбивому Западу, у которого на этот раз были развязаны руки: покоренный Афганистан лежал в пыли, проблема с Ираном была решена самым радикальным образом — его разбомбили, ввергнув «в каменный век», о Ливии уже все забыли. Запад больше не нуждался в России. На нее уже никто не оглядывался даже в вопросе ПРО, о которой так и не договорились и которая под лозунгом «Русские идут!» спешно возводилась в бывших странах Варшавского договора. У Америки чесались руки выйти из кризиса за счет кого-нибудь третьего, а тут подвернулась неугомонная Олеся Тищенко со своими проблемами. На майдане снова кричали: «Геть русских на ножи! На ножи! Утопим москалей в жидовской крови, крови!» Узколобые этномутанты из мрачных галицких лесов разорялись: «Хай гирше, та инше!» [16]До поры до времени за их спинами прятались поляки, привыкшие ловить рыбку в мутной воде. Но на днях польский президент Ярослав Качинский, выигравший выборы на волне милитаризма, вдруг заявил права на Волынь и Галичину, чем поставил своих союзников, «оранжевую хунту», в двусмысленное положение. Олеся Тищенко в который раз сделала вид, что не произошло ничего из ряда вон выходящего. А США даже похвалил ее за толерантность и высказались в том смысле, что современные взгляды поляков не имеют под собой исторического основания. Но это было слабым утешением. Украине перед всем миром дали пощечину. Ясно было, что все зависит от того, как поведет себя в ближайшее время Россия. А Россия почему-то молчала. Одна надежда была на то, что русские долго запрягают, зато быстро ездят. Все чего-то ждали, ждали какой-то развязки, а она все не наступала и не наступала. И от этого на душе было горько.

На этот раз Запад объявил, что выборы недействительны, что они подтасованы и что в этом виноват не кто иной, как все та же Россия — союзница Виталия Ясуловича. Пресса захлебывалась в потоках злобы и клеветы. В Украине возникла патовая ситуация. Виталий Ясулович понимал, что отдать власть означает принять лицемерную позицию своих оппонентов. Народ его не понял бы. Впрочем, на народ, о котором вспоминали только в день выборов, ему было наплевать, ибо он не мог поссориться с Западом. Олеся Тищенко, которая отсидела четверть срока, в открытую заявляла о реванше. Ее националистические лозунги не оставляли сомнения в том, чья кровь прольется первой и очень быстро — быстрее, чем ворона перелетит Днепр. Долгие и нервные судебные разбирательства ни к чему не привели. По Западной Украине и Киеву прокатилась волна политических убийств. Шустрые люди в районах и областях захватывали власть — пусть на день, пусть на неделю или месяц, но потешить душу и свести счеты с противниками. Политически ангажированная полиция захлебывалась в собственной беспомощности и вяло металась в поисках преступников. Банды возникали как грибы после дождя. Окрестности городов стали реально опасны. Население хуторов и деревенек бежало в мегаполисы. По перелескам бродил брошенный скот. Стаи собак загрызали одиноких путников и грибников. В городах банды поделили районы и пока еще из скромности собирали дань только по ночам. Оставшиеся бизнесмены уносили ноги кто куда мог. Банки срочно вывозили капиталы за границу. Железная дорога функционировала как в гражданскую войну — кто больше заплатит. Возобладал натуральный обмен. На атомных электростанциях катастрофически сокращалась численность персонала. Морские порты замерли в безденежье. Самолеты не летали. Армия разбегалась от голода и холода. Создалась такая ситуация, когда Украину можно было брать голыми руками. В этот момент Олеся Тищенко и продала ее Западу за власть.

В политической неразберихе она провозгласила себя президентом. Ясулович, который не сложил с себя полномочия, воззвал к справедливости, но Запад оказался глух, как покойник в гробу. Ободренный победой на Востоке, он решил, что настала пора России платить по счетам мирового кризиса. Было такое мнение: или все задарма, или мы вас раздавим и сами возьмем. В общем, что получится. Многие понимали, что это Третья мировая война. Но подобные доводы глохли в трезвоне воинственных призывов англосаксов. Затаенная вражда выплеснулась с новой силой. У Запада возникла идея назло России, дабы раз и навсегда поставить ее на место, повторить в Украине югославский вариант и принудить ее к вступлению в НАТО. Для этого надо было создать почву в виде общественного мнения. План назывался «ковер демократии». Так коряво это переводилось на русский язык. Имелось в виду застелить «ковром демократии» все незастеленные страны и покончить с этим вопросом раз и навсегда. В ход была пущена вся мощь пропагандистской машины, ее цинизму не было предела. Писали о том, что русские на Западной Украине якобы отрубают мужчинам указательный палец на правой руке, чтобы те не становились солдатами, что существуют специальные отряды, которые охотятся в галицинских лесах за настоящими патриотами — этномутантами и что их распинают в назидание другим, как Христа. Приводились какие-то мутные фотографии. Расследований, конечно, никаких не велось под предлогом более насущных проблем и нехватки полицейских кадров. Писали еще и другие небылицы: о стерилизации украинских женщин, о запрете украинского языка, о депортации «титульной нации» из восточных провинций в Россию, где якобы были созданы лагеря смерти, назывались цифры — полтора-два миллиона, стращали бородатыми людьми с винтовкой и медведями и всякой прочей ерундой из стандартного набора страшилок для западного обывателя. Однако этого было недостаточно, нужны были факты геноцида русских над украинцами, особенно над теми, кто жил в Западной Украине. На этом этапе развития событий Костя и попал в Донецк. В принципе ничего антиукраинского здесь он не увидел. Донбасс тяготел к России издавна и выглядел как провинция России, за исключением остатков рекламы и названия магазинов. Но ему объяснили, что и при советской власти вывески были на украинском, типа «шкарпетки» [17], «перукарня» [18]или «зупинка» [19]и пр. И никто ничего не запрещал. Украинский язык и литературу изучали в средней школе, техникумах и университетах. А все националистические страшилки были придуманы националистами и «оранжевой» властью, дабы оправдать геноцид русского населения. Надо же было чем-то пугать «своих» избирателей! Украинская же литература была слишком мала по сравнению с русской в силу вполне закономерных исторических причин — несопоставимости двух стран как по численности населения, так и по площади. Поднять ее до мирового уровня было затаенной мечтой националистов еще Первой мировой войны. Разумеется, у них и у новой власти ничего не получилось, и не потому, что никто не хотел, а потому что «потребителей» украинского языка было слишком мало. Все их многолетние старания были сизифовым трудом. Пыжиться, чтобы допрыгнуть до великана, — это напоминало усилия Моськи из басни Крылова. Поэтому в ход пошли приемы от искусственного поддержания украинских издательств любой ценой, что было нонсенсом в условиях свободного рынка, до убийства русскоязычных писателей и сжигания их книг, что отнюдь не способствовало объединению страны и разжигало межнациональную рознь.