Ночь богов. Гроза над полем - Елизавета Дворецкая Страница 7

Пройдя через рощу и покинутую пять лет назад лядину Переломичей, девушки вышли к берегу Угры. Из-за кустов доносился заунывный голос пастушьего рожка, – судя по тому, как он то начинал гудеть, то умолкал и начинал снова то же самое, это старший пастушонок обучал младшего. Там пасли все те же Переломичи, отвоевав у Коростеличей право на прибрежную луговину, которую те хотели прошлый год распахать. К князю Вершине приходили судиться, а как добром дело не решили, то старейшины обоих родов выставили бойцов на божий суд. Хорошо, что по таким делам бьются без оружия, так что все кончилось вывихнутой рукой коростельского мужика Навара, а торжествующие Переломичи и дальше пасут там своих коровенок.

На полянке росла старая береза с искривленным стволом, на который можно было сесть, как на скамью. Там устроилась Далянка, а Лютава сразу подошла к берегу и села, подобрав подол рубахи и спустив босые ноги в воду. Купаться пока не пришла пора, но солнце припекало уже так, что хотелось освежиться. От реки тянуло прохладой, темные в тени струи колыхали длинные зеленые стебли водяных трав. Над водой зависла стрекоза с синим тельцем и прозрачными крылышками. Лютава глубоко вздохнула, словно пыталась втянуть в грудь всю прелесть этого мира, полного сил и свежести в конце весны, когда каждая травинка налита благодетельной силой Ярилы и стремится жить, жить, жить…

– Ты чего третьего дня не приходила, мы на лугу собирались? – спросила она, обернувшись.

– Да бабка Шваруса посадила нас всех горшки лепить! – Далянка улыбнулась. – Говорит, побили все, а по весне под молоко нужно. Знаешь, у Рушавки так ловко получаться стало! Лучше всех!

– А вчера?

– А вчера к нам Галица заходила, даже ночевать оставалась. Заболтала, я и не заметила, как время прошло.

– А, вот откуда ее несло, непутевую! – Лютава усмехнулась. – Я уже подумала: какого лешего она с утра пораньше в такой дали от дома рыщет?

– Да ты слушай. Говорила, куму зашла проведать к Овсяничам, да замешкалась, вот к нам под вечер и забрела. Тоже, дескать, проведать. Замила ей велела вызнать, как мы поживаем и все ли у нас благополучно.

– С чего это Замилке вдруг о вас беспокоиться? – Лютава пожала плечами. – Может, хочет чего? Может, думает твоих старших задобрить ради своего галчонка ненаглядного?

Галчонком старшие женщины по старой памяти называли княжича Хвалислава, который с детства выделялся своими черными волосами и темными глазами среди ратиславльских детишек, и многие переняли у них это прозвище.

– Это еще что! – Далянка вздохнула. – Если бы просто задобрить! Нет, она правда у Овсяничей была, пирогов принесла, с яйцами, какие Журавиха печет. Дескать, Замиле послали. Меня тоже угощала. Только ты знаешь… Как я того пирога поела, так и чую… – Она запнулась.

– Что? – Лютава повернула голову и посмотрела на нее.

– Ну, не знаю, как и сказать. Что-то такое чую… Будто мурашки по всему телу бегут, и беспокойство какое-то такое… То ли голодна я, то ли хочу чего-то, а чего – не пойму. Внутри все шевелится, то ли бежать хочется куда-то… Ну, не знаю. А ночью…

– Что – ночью?

Лютава встала и подошла к ней, внимательно оглядывая подругу. Теперь она заметила, что Далянка какая-то не такая – что-то неуловимо странное появилось в выражении ее всегда ясного и приветливого лица с чуть приподнятыми, как будто в улыбке, уголками губ – какая-то тревога, неуверенность, глубокое внутреннее удивление. Тонким нюхом кудесницы Лютава уловила запах ворожбы и дальше слушала, не сводя с Далянки внимательного острого взгляда.

– А ночью снится мне… Ну… Хвалис снится. И таким красавцем кажется, словно лучше и на свете нет. Будто обнимает он меня, слова разные говорит… А я слушаю, и так хорошо мне… Аж вспотела во сне. Вертелась, Рушавку разбудила. И как проснулась – все о нем думаю. Вот и думаю – с чего бы это?

Далянка вопросительно посмотрела на Лютаву. Второй из княжеских сыновей никогда ей не нравился, и внезапно вспыхнувшие чувства удивили в первую очередь ее саму. А привычка советоваться с Лютавой у нее была давняя – на два года старше, дочь волхвы и внучка волхвы, покровительница Варги, Лютава казалась ей сильной и мудрой, как сама богиня Марена.

– Ну-ка, погоди…

Для такого простого дела Лютаве не требовалось особых приготовлений. Она прикрыла лицо руками, чтобы не мешал свет Явного мира, и тихо забормотала под нос:

– Мара-Марена, матушка гневна, темные ночи, звездные очи, горе вздымала кощные чары…

В таких случая совершенно все равно, что говорить. Заговор только настраивает сознание на восприятие Навного мира, открывает «навное окно», а слова у каждого свои – главное, чтобы они помогали и настраивали именно тебя. Росомана, волхва из рода Гореничей, вообще стучится в свое «навное окно» при помощи колыбельной песенки, под которую ее когда-то качала старая волхва Плескава, ее прабабка, – с детства Росомана привыкала, что под эти слова сознание «уплывает», и пользовалась ими всю жизнь.

Призыв к Марене, божественной покровительнице Лютавы, сразу возымел действие: перед глазами потемнело, по коже побежали мурашки, а потом она словно затвердела, как каменная, – это дух обнаружил свою иную, по сравнению с телом, природу. Внутренний взор устремился вперед – и в самом сердце Далянки Лютава увидела темное пятнышко. Оно было живое и шевелилось, высасывая из души теплую силу и вкладывая взамен чужую волю.

Лютава издала короткий злобный рык, как настоящая волчица, – так ее разгневала чья-то попытка завладеть Далянкиной душой. С диким воплем она прыгнула вперед – сама Далянка от неожиданности и испуга отшатнулась и упала на траву.

Черный комочек выскочил из сердца и растаял.

Лютава постояла, приходя в себя – в прямом смысле. По коже опять побежали мурашки, как будто она «отсидела» все тело разом. Она отняла ладони от лица, зажмурилась – яркий свет весеннего дня резанул по глазам. Далянка сидела на траве и в ужасе смотрела на нее.

– Не ушиблась? – Лютава подошла и протянула руку: – Давай подниму.

– Не-ет… – Далянка уцепилась за ее сильную загорелую руку и поднялась. – Дура я… Уж сколько раз видела, а каждый раз так страшно…

– Страшно было вчера, – сердито ответила Лютава. – Она ведь, дрянь такая, тебе подсадку подсадила, приворожить к Хвалису пыталась. Ну, я им дам! Вот ведь придумала! Ну очень хочет Замилка Хвалиса на тебе женить. Не добром, так приворотом. Да их убить мало!

– Ну что ты – ведь он тебе брат!

– Леший ему брат!

– Да если бы хоть леший! У него же тут родни никого, только через князя Вершину. А мать – пленница, бывшая роба. У Люта, у Боряты, у младших ваших всех родня знатная. А у Хвалиса никого! По матери ни рода, ни племени. Вот он и хочет хоть как-нибудь корень пустить, хоть через жену.

– Ну, если ты такая добрая, то выходи за него! – с ожесточением ответила Лютава.