Чего стоит Париж? - Владимир Свержин Страница 7

– Ах да, простите меня, сударь. Я не представился. Я Рейнар Серж Л'Арсо д'Орбиньяк. «Капитан, срочно придумай, в какой должности при тебе я состою».

– Да-да, мсье Рейнар мой личный адъютант.

– Именно. Офицер по особо тяжким, в смысле по особо срочным, то есть нет – по особо важным – поручениям.

Удивление на лице де Батца сменилось полной растерянностью. Процесс явно выходил из-под контроля. Самое время было брать его в свои руки.

– «Лис!» – скомандовал я на канале закрытой связи. – «Прекрати морочить человеку голову и займись делом. Деваться некуда, я пойду с Мано, а ты найди Генриха. Насколько можно судить о его характере, он не будет сейчас отсиживаться в будуаре госпожи де Сов. Вернее всего, следует искать его где-то на позициях. Найди и дай мне знать. А дальше уж что-нибудь придумаем по ходу действия». Шевалье! – Я повернулся к напарнику, гордо задирая подбородок. – Полагаю, вам ясна возложенная на вас миссия?!

Выслушав сокращенный вариант монолога по закрытой связи, офицер «по особо тяжким» склонился в церемонном поклоне и заявил с нескрываемым пафосом в голосе:

– Я выполню все, как вы велите, мой государь! Прошу простить меня, господин де Батц, надеюсь, мы встретимся с вами чуть позже. Сами понимаете – служба!

Он расправил плечи и Чеканным шагом отправился вдаль по коридору. Весь вид Лиса являл собой преданность и служебное рвение, между тем как в голове моей на канале закрытой связи раздавался его залихватский голос:

Наша служба и опасна, и трудна,

И на первый взгляд как будто не видна.

И вот теперь я стоял, напряженно вглядываясь в ножки перевернутого стола, и ждал сообщений от напарника.

– Ну вот, кажется, началось, – донеслось до моего слуха. Шевалье де Батц снял с головы шлем и размашисто перекрестился, точно перед прыжком с высоты в воду. «Пли!» Массивная аркебуза судорожно дернулась назад, цепляясь приделанным снизу крюком за тяжеленную столешницу, чтобы не быть отброшенной в комнату мощной отдачей. Гулко грянул выстрел, и вдалеке, на гребне ограды, несколько человек, лихорадочно ловя опору в воздухе беспомощными руками, опрокинулись в толпу, тотчас сомкнувшуюся над, быть может, еще живыми телами и продолжавшую свой звериный натиск. Одна из жертв, застигнутая беспощадной картечиной в момент прыжка во двор, висела, зацепившись одеждой за острый шпиль, истекая кровью и надсадно горланя что-то неразборчивое.

– Порох сыпь! Заряжай! Пыжуй! – возбужденно командовал де Батц, поглядывая из-за импровизированного бруствера на первых смельчаков, преодолевающих по приставным лестницам оскалившуюся коваными остриями преграду. – Целься!

Один из гасконцев спокойно и без суеты прильнул к прорези в прицельной планке, старательно проводя воображаемую прямую между раструбом жерла аркебузы и очередными клиентами приемной святого Петра.

– Пли! – Двадцать картечин, точно двадцать ядовитых шершней, с воем вырвавшись из длинного ствола, понеслись к своре негодяев, уже перемахнувших через дворцовый забор и пытающихся примером своим воодушевить оставшихся по другую его сторону, приступить к своей людоедской трапезе.

– Браво, Гастон! Браво, Жерар! – радостно кинул отважный лейтенант, зорким взглядом оценивая результат выстрела. – Еще четверо!

Не надо быть большим математиком, чтобы сосчитать, сколько выстрелов сможет сделать несколько десятков таких вот аркебуз, установленных в разных частях огромного дворца, за те считанные минуты, которые нужны толпе, чтобы достичь дворцовых ворот и, разбив их, ворваться внутрь. Как ни считай – кошкины слезы. Опьяненная дерьмовым вином и религиозным фанатизмом толпа попросту не заметит потерь. Лишь завтра нынешние вояки, те из них, которым выпадет участь пережить нынешнюю ночь, начнут мучительно вспоминать: откуда, черт возьми, появилась эта ссадина, этот порез или пулевая дырка, кровоточащая, как свежерезаный поросенок, и, похоже вовсе не желающая затягиваться.

Счет явно был не в нашу пользу. Толпа, все более и более теряя страх, лезла на железную изгородь, набрасывая на ее острые пики соломенные тюфяки, узлы с награбленным добром, а то и просто деревянные башмаки-сабо. Вновь и вновь в бессильной злобе, из-за таких же окон грозно огрызались аркебузы защитников, вырывая из рядов штурмующих все новых бойцов, но гизары лезли и лезли. Вскоре к рокоту нашей легкой артиллерии примешалась жестокая дробь пистолетных выстрелов, но и это были лишь жалкие потуги. Толпа шла вперед неудержимо, не замечая потерь и сметая все на своем пути. Опять и опять звучали над моим ухом отрывистые команды на звонком южном диалекте французского, и комната все более наполнялась сладковатым пороховым дымом, от которого першило в горле и слезились глаза.

«Оставаться здесь далее – безумие», – с тоскою думал я, глядя на бушующую толпу под окнами, на своего бесстрашного лейтенанта, пребывающего, по всей видимости, в весьма приподнятом настроении. «Интересно, как там Лис?» – Я активизировал связь.

– «Сережа, как успехи?»

– «Потрясающе! Еще немного – и я смогу водить экскурсии по Лувру».

– «А если серьезно?»

– «Капитан! То есть не поймите меня правильно, но таки мне сдается, что ты единственный Генрих Наваррский на весь этот гребаный памятник архитектуры».

– «Этого не может быть! Ищи! Только поскорее, а то, не ровен час…»

– «Ну шо ты меня пугаешь! На крайний случай, я первый побегу освобождать законного монарха. Я тебе говорю, Генриха нет нигде. Причем не только его, но и эту самую, как ее, сову, тоже давным-давно никто не видел».

– «Лис, куда он мог деться?! Он должен быть во дворце. Ты в апартаментах Маргариты Валуа смотрел?»

– «У королевы Марго, что ли? Ты думаешь, он может быть у нее? Занятная идея! Ладно, схожу еще там посмотрю. Угу, представляю себе эту картину: отважный король Генрих Наваррский в последнюю минуту жизни покрывает собой главную луврскую амбразуру».

– «Ты о чем?»

– «О ком. О Ее Величестве. Ладно, все – умолкаю. Иду искать. Отбой связи».

– Мой капитан! – услышал я радостный голос де Батца. – Чернь уже у самых ворот. Надеюсь, вы лично поведете нас в бой! Войска построены и ждут приказа. Я взял на себя смелость распорядиться принести ваши доспехи. Прошу, поспешите, мой капитан! Ждут только вас. Все готово к атаке! – Гасконец поклонился, кладя ладонь на рукоятку эстока [6].

Хочется верить, пороховой дым, висевший в комнате, скрыл недоумение, отразившееся на моем лице. Атака в такой момент была сущим безумием. Но, насколько я мог судить, сотни защитников Лувра были охвачены им, и я, вернее, мой двойник – король Генрих Наваррский, ни за какие сокровища и блага этого мира не должен был обмануть восторженного ожидания этих неистовых сотен.

– Ты прав, Мано, поспешим!

Внутренний двор Лувра был забит почти полностью: конные пистольеры верхом на гнедых, как на подбор, жеребцах, швейцарцы в надраенных кирасах с алебардами в руках, шотландцы в традиционных килтах, в беретах с перьями и неизменными баскетсводами [7]у пояса – все, как один, готовые идти в бой и погибнуть в считанные минуты. Впрочем, кто же думает о смерти, когда в воздухе пахнет такой славной дракой! Все они были чужаками в этой земле, все были нелюбимы парижанами и задираемы ими не раз. И вот теперь у каждого появлялся шанс свести с ними счеты. Пусть на короткий миг – что ж из того!