Проклят тобою - Яся Белая Страница 7

Она быстро собирает всё обратно в корзину, берёт меня под руку и ведёт к тому месту в стене, где скрыт подъёмный механизм.

Оглядываюсь. Ощущение такое, будто и впрямь провела в этой комнате много лет. Накатывают тоска и страх.

Гарда треплет меня по плечу.

— Да, попрощайтесь, моя госпожа. Больше вы сюда никогда не вернётесь.

Я очень на это надеюсь. Мне не слишком понравилось.

— Не хотите забрать свой тэнк-драм? Вы любили на нём играть.

Вспоминаю, что так она назвала поющую чашу, лежащую на тумбочке возле кровати.

— Да, конечно.

Беру странный предмет, засовываю подмышку. На подобное обращение он отзывается тоненьким возмущённым звоном.

Ну, прости, чашка. Надо же тебя как-то нести.

Гарда нажимает на камень-рычаг, стена ползёт вверх, и мы оказываемся на небольшой круглой площадке, сразу за которой начинается винтовая лестница. Оттуда веет холодом и сыростью. Там темно, хоть выколи глаза, а у нас нет факелов.

Как же мы будем спускаться?

На мой вопрос, озвученный вслух, Гарда отвечает всё теми же дьявольскими головешками. Достаёт одну, бормочет какое-то заклинание, и пространство вокруг наполняет зловещий красный свет. Будто внезапно на землю пала кровавая мгла.

Идти в красноватом, с отблесками молний, сумраке — страшно. А лестнице несть конца. Кажется, её спираль бесконечно ввинчивается в землю. На очередном витке опускаюсь прямо на ступени. Круглый и довольно большой тэнк-драм невозможно мешает. Хочется выбросить его. Честно, я несколько раз порывалась сунуть поющую чашу в корзину Гарды, но всякий раз одёргивала себя: там и так полно всякого добра. А ведь ещё и дьявольскую головешку тащить приходится, освещая мне, принцессе, путь.

Гарда тоже останавливается. При красном освещении её лицо уже не выглядит таким добрым. Словно нарочно подчеркивается и диковатый блеск глаз и кривая усмешка. И даже воркующий мягкий голос сейчас вызывает не успокоение, а тревогу. Будто хищник заговаривает зубы своей жертве.

— Что же вы, моя госпожа, остановились? — с лёгкой укоризной «поёт» Гарда. — Нам нужно идти. Как только сядем, можем вообще не встать. Поднимайтесь, идём.

Но я не могу. Да, у меня всегда была пятёрка по физкультуре. И в колледже — тоже. Перед работой я уделяла по часу йоге, но бесконечные винтовые лестницы всё же серьёзное испытание для городской жительницы.

А если убрать меня и мои навыки, то Гарда торопит девушку, всю жизнь просидевшую на цепи в башне. Интересно, как бы спускалась та Илона?

— Сейчас, — заверю я, — только переведу дух. И ещё, — киваю на чашу, — неудобно тащить.

Гарда ставит корзину, роется в ней, достаёт большое полотенце.

— Почему же вы сразу не сказали, — ласково пеняет она, — уже бы давно облегчили вам ношу.

И довольно ловко сооружает из полотенца что-то типа примитивного слинга. Туда мы, как малыша, укладываем тэнг-драм, я перебрасываю его через плечо, поднимаюсь по стене и сообщаю проводнице, что готова к дальнейшему пути.

Она молча кивает и идёт вперед, заливая лестницу алым маревом.

Ступени, ступени, ступени…

Как наказание.

Как отчаяние.

Как невозможность.

Захочешь, не убежишь. Растеряешь весь энтузиазм на четырёхсотой. А на тысячной — почувствуешь себя дурой и поймёшь, что сидеть в башне было лучше.

Бесконечная лестница — надёжнее любой охраны.

От витков кружится голова. Я останавливаюсь на отдых ещё несколько раз.

И вот, наконец, последняя ступенька, а за ней — площадка, небольшой холл и дверь.

Шаг через порог, и мы на воле.

Звуки леса оглушают меня, солнце слепит. Но я счастлива, я так невероятно счастлива, будто сорвала джек-пот, выиграла гран-при престижного конкурса… Подставляю лицо под душ солнечных лучей, позволяю ветру путаться в волосах, пью воздух…

А потом — смеюсь, смеюсь, смеюсь. И кружусь, раскинув руки.

После кроваво-красного мрака дневной свет — нестерпимо ярок.

Тэнг-драм вторит мне из слинга нежным звоном.

Некоторое время Гарда не трогает меня, позволяя насладиться свободой — долгожданной, выстраданной, наконец обретённой. Но через несколько минут трогает за плечо и говорит:

— Пора ехать, моя госпожа.

Киваю и оглядываюсь: охота рассмотреть место моего затворничества. Моя тюрьма, теперь уже бывшая, похожа на маяк. Высокий, метров двадцать конусообразный «ствол», а наверху — круглая надстройка. Будто палец каменного великана торчит посреди леса. Шпиль-коготь скребёт ярко-голубое небо, а может — грозит ему. Невесёлое зрелище.

Подхватываю край юбки (всё-таки ходить в таком одеянии не очень удобно), и устремляюсь следом за Гардой. Мы спускаемся с пригорка к дороге, и я цепенею. Потому что вид, открывшийся взгляду, невероятен: в возок, похожий на почтовую коробку с окошками, запряжена пара громадных голенастых… кур!

Их гребни, серёжки и лапы — коралловые, тело же покрыто не перьями, а пушистой белой шерстью. И вроде бы птички горды своей работой, они, несмотря на упряжь, задирают головы, тихо квохчут, будто переговариваются, переступают с ноги на ногу. Сбруя поблёскивает позолотой и драгоценными камнями.

Смотрю на них, как заворожённая.

— Королевские упряжные броллы, — комментирует Гарда. — Гордость правителей Атомики. Ещё ваш прапрадед первых приручил и запрягать их начал. Теперь весь дворец увлёкся птицеводством.

Очень похоже. Папа тоже всю жизнь мечтал о птичнике. Смотрел в интернете всевозможные интересные породы домашних птиц. И нас заразил. Мы со Стасом страстно хотели белых павлинов. Даже как-то чуть не купили птенцов!

— А это безопасно? Ну, ездить на них?

Кучер, сидящий на облучке — важный, в красной ливрее — хмыкает, услышав мои слова.

— Кажется, госпожа, вы обидели Домина. Он и его птички — гарантия того, что вы доберётесь в замок целой и невредимой.

Верю им, а что мне ещё остаётся?

Гарда помогает устроиться в возке. Внутри всё оказывается очень даже неплохо: стены обиты тёмно-зелёным бархатом, кругом разложены подушки, а скамья, на которую я опускаюсь, застелена мехом.

Скамья Гарды — напротив моей, немного ниже. Видимо, чтобы склонённая голова прислуги всегда была на уровне глаз хозяев.

Гарда укутывает мои ноги одеялом и снова активирует дьявольские головешки. По возку расползается приятное тепло.

Мягко трогаемся. Возок переваливается из стороны в сторону и тем самым укачивает меня. Мысли в голову лезут разные — нечёткие, сонные.

Как там Кир? Где он? Гарда сказала, что моё появление ознаменовала зелёная вспышка. Значит, Кирилл тоже нарисовался где-то таким же образом. Узнаю про вторую вспышку — пойму, где искать Кира.