Соратницы - Вера Чиркова Страница 69

— Только клоунов и не хватало, — пренебрежительно скривился Рад, чуть заметно дернулся и спрятал разочарованный вздох — воздушная лиана держала крепче цепей. — Но ты мне зубы не заговаривай. Чего потребовалось от меня Деду?

— Вообще-то у него имя есть… — пробормотал Иридос, покосившись на напряженно вглядывающегося в сына оборотня, и выжидающе примолк, не оставляя гостю возможности отступления.

— Меня зовут Сенарг, — глухо сказал тот, посмотрел в застывшее каменной маской лицо ведьмака и не сумел больше выдавить ни слова.

— Рад… — ощутив вспышку самых противоречивых эмоций, не выдержал дракон, с сочувствием глядя в лицо изумившего его выдержкой ведьмака, — извини за чрезмерную поспешность. Я понимаю, что ты еще не совсем здоров, и нужно бы дать тебе отдохнуть несколько дней, прежде чем вываливать на голову такие известия. Но, во-первых, это радостная новость, а во-вторых — он ведь истинный оборотень. И в любых ситуациях первым делом вспоминает свои законы, а они существенно отличаются от тех, по каким живет твоя мать и ты сам.

— То есть, — мгновенно перевел для себя ведьмак, — к ней он еще не ходил?

— Ты ему теперь по закону вожак, — развел руками Иридос, — и без твоего разрешения подходить к твоей матери он не имеет права. А Зантарии, между прочим, о нем уже рассказали, и теперь Фанья с Годом сидят возле нее. Ну и все девочки тоже.

— Понятно… — Дирард закрыл глаза и с минуту сидел молча, потом устало глянул на дракона: — Но ты ведь уже что-то придумал? И не забудь, что его неплохо бы отправить в Архану или, наоборот, их привести в Элайн. А мне скажи, до чего додумались магистры.

— Я ведь могу просто уйти куда подальше, — вдруг тихо и с тоской пробормотал Сенарг, — в Сандинию или в Торем. Только стаю пристройте, они много перенесли вместе и сжились, не все смогут вернуться к прежним семьям.

— А ты? — остро глянул на него ведьмак и тут же, стиснув зубы, попытался резко отвернуться. И сердито зашипел от досады, когда это снова не удалось.

— Он восемь раз пытался сбежать, — огорченно вздохнул дракон, усилием воли пряча лезущие на волю когти, — и за это ему выбили все клыки и переломали ноги. Тогда он встал во главе рабов, готовя тайное восстание. Возможно, оно и удалось бы, но тут чернокнижников сильно прижали в Ардаге и у нас, в Дройвии, и они перебрались на Идрийс. Порядки в шахтах сразу стали строже, а наказания жестче.

— Я не об этом, — сухо буркнул Дирард, отлично зная, что напарник опять не надел свою невидимую шапочку и сполна чувствует его горечь и разочарование.

Да еще глупую, детскую обиду за мать, которая была абсолютно уверена: если бы ее любимый вдруг оказался жив, то ветром примчался бы к ней, невзирая ни на какие трудности. А он сидит тут растерянный, как мокрая курица, и думает, куда бы сбежать от жены, которая неожиданно оказалась неизмеримо выше его по статусу.

— Я знаю, о чем ты, — все-таки не сдержал рык дракон, — чувствую. Но пойми и его — он ведь тридцать лет даже не подозревал о твоем существовании и не догадывался, что она продолжает его ждать наперекор всему — здравому смыслу, рассказам его родичей и сообщению о страшном шторме, разыгравшемся в проливе как раз в тот день, когда через него шло суденышко, перевозившее кучку оборотней.

— Не было нас на той посудине, — хмуро пробормотал Сенарг, впервые в жизни переступая через собственное правило никогда не оправдываться. — На берегу ловцы взяли, зельями полили. А на том судне они гномье золото в Ардаг переправляли, собирались кого-то подкупить. А в то, что она будет ждать, я верил… точнее, надеялся. Целых десять лет, потому каждый раз и бежал, как только снова собирался с силой. Ну а когда узнал… бежать стало некуда.

С минуту все молчали, не находя подходящих слов. В утешении никто не нуждался, а обсуждать события, исковеркавшие жизнь самого Сенарга, его семьи и стаи, казалось почти кощунственным. Беседовать же о чем-то постороннем, сделав вид, будто не существует вставшей перед ними нелегкой задачки, не умел никто из троих.

А потом стало поздно. Рядом с входом послышались тихие шаги, и не успели оборотни опомниться, как под своды шатра вступили сразу три деловито переговаривающиеся женщины. Две постарше и одна совсем юная, в мальчишечьих штанах и рубахе навыпуск.

— Ир! — обрадовалась она, завидев дракона. — А я думала, ты в Тальзии.

Нежно обняла и поцеловала расцветшего улыбкой мужа, сунула ему извлеченный из корзинки пирожок и обернулась к Раду, на шею которого Орисья уже ловко повязала хрустящий поварской фартук.

— Слюнявчиков для мужчин у нас нет, уж извини, а супом тебя накормить нужно. Отец, а в умывальню вы его отнести не догадались, раз пришли проведать?

— Он не маленький, и сам бы сказал, — тихо буркнул Иридос, досадуя на ведьм за прямоту.

— Ты не обижайся, отец, — с легкой укоризной глянула самая старая ведьма, — но ты все понимаешь неверно. И вообще обращаешься с ним очень неправильно.

— Докажи, — прищурился вожак, возмущенный таким обвинением.

— Все очень просто, — глянула она почти с жалостью и принялась осторожно обтирать застывшее маской лицо Рада влажной салфеткой. — Ты забываешь, что он белый ведьмак. И разговариваешь с ним как с оборотнем. И поступков ждешь таких же, как от оборотней, забывая, как трудно тебе было поначалу, когда ты обращался с ними как с обычными магами или людьми.

— Но ведь ведьмаком он стал недавно? — упрямо хмурился дракон, не желая признавать, что бабушка в чем-то права.

— Он был им всю жизнь, с самого детства, — с мягкой улыбкой сообщила мужу Анэри. — Просто не мог быть кем-то другим, ведь магии на Идрийсе почти нет. А потом начал просыпаться дар оборотня, и мы даже знаем когда.

— А больше вам не о чем поговорить? — не выдержал Рад.

— Прости, миленький, — нежно проворковала ему Мильда, — но им нужно все объяснить, иначе снова повесят на тебя стаю. А ты прежде всего лекарь, и душа у тебя болит за каждого, вот и в ловушке кинулся не сражаться, а лечить. И лечил до тех пор, пока не потерял от боли сознание, и все это время знал, что эта гадость тебя жрет и ты уже умираешь.

— Ведьма! — рыкнул взбешенный ее бесцеремонной откровенностью дракон. — Разве такое вслух говорят?

— Так ведь смолчать в таком деле стократ хуже, — вздохнула она, покосившись на побелевшего Сенарга. — Вы же как котята слепые, видите лишь ту картинку, какую вам показывают. И никому невдомек, что Рад привык постоянно носить личину пересмешника ради спокойствия матери, которая дрожит над ним, как над огоньком на ветру. А у него под этой маской чуткая и ранимая душа, иной у белых ведьмаков просто не бывает. И любовь у него потому такая трудная, он ведь даже готов отказаться от любимой девушки, лишь бы ненароком не искалечить ей жизнь, как случайный оборотень поломал жизнь его матери.

— Мильда… — тихо произнес устало прикрывший глаза ведьмак, но кожа на его скулах натянулась еще туже, — до сих пор я тебя уважал.