Сила меча - Дмитрий Тедеев Страница 69

После того, как мне присягнули на верность офицеры, что означало официальное признание меня новым герцогом Картенийским, и после того, как состоялся мой последний, на этот раз бескровный поединок с бароном, отдохнуть мне так и не пришлось.

Развернулось бурное торжество по случаю наследования мною всех титулов, имущества и власти герцога Арики, военный смотр, торжественные похороны погибших от моей руки герцога и офицеров (убитых солдат и, тем более, крестьян, похоронили отдельно, без всякой торжественности и без моего присутствия). Потом начался пир.

Как себя вести во время всех этих церемоний, я не имел ни малейшего понятия, но мне каким‑то образом всё ещё удавалось угадывать отголоски мыслей окружающих, и я старался делать именно то, чего они и ожидали от меня. Когда всё‑таки возникали затруднения, мне на помощь приходили Раина и граф Маризон.

Во время торжественного военного смотра я увидел много диковинного, совершенно фантастического для меня. И даже не смог удержаться от вопросов.

Хотя вопросы эти вызывали изумление и у графа, и у Раины, однако отвечали они охотно, хотя объяснять им приходилось вещи, которые явно были совершенно очевидными для всех, известные в этом мире даже ребёнку, не то, что “странствующему рыцарю”. Наверное, они решили, что “странствую” я издалека. Если бы они знали только, из какого именно “далека”…

У солдат было оружие, вполне знакомое мне по фильмам и книгам. Основную часть войска составляли пехотинцы, но была и конница. Были отряды пращеносцев, арбалетчиков и лучников, лёгкая и тяжёлая кавалерия.

“Кулак” войска составлял ударный отряд пеших копьеносцев, в который были отобраны мужчины могучего сложения. Вооружены они были тяжёлыми щитами и копьями разной длины, самые длинные доходили до пяти метров. Действовал этот отряд, как я предположил, по принципу македонской фаланги. Оказалось, что так оно и было на самом деле, но эти воины владели и другими, незнакомыми мне до этого приёмами боя. Они могли не только прорывать оборону врага, но и отражать атаки, например, конницы, спрятавшись для этого за сплошной стеной укреплённых в земле щитов и частоколом копий. Причём выставлены были навстречу врагу не просто копья воинов сразу нескольких шеренг, но при этом ещё каждый копьеносец упирал для надёжности задний конец своего копья в щит другого, сзади стоящего воина. Получался неприступный стальной заслон, ощетинившийся частоколом острых наконечников.

Другие отряды напомнили мне древних римлян, только оружие и доспехи здешних воинов оказались более тяжёлыми.

Но всё это было – не то, чтобы очень уж привычно, но вполне ожидаемо для меня.

А первое удивление я испытал, когда увидел отряд тяжёлой кавалерии. Всадники в металлических сплошных доспехах (как они только носят их в такую жару?) сидели верхом не на конях, а на однорогах, существах, больше всего похожих на земных носорогов. На не очень больших, но всё же чудовищно сильных и свирепых носорогов! Для меня долго оставалось загадкой, как удаётся управлять этими животными, ведь земные носороги очень плохо поддаются дрессировке. Лишь потом выяснилось, что в мозг каждого однорога особым образом вживлены золотые пластины, выведенные наружу и закреплённые на толстой коже. Ударяя по этим пластинам специальным молоточком, всадник мог вызывать у спокойных, даже апатичных животных вспышки бешеной ярости, мог мгновенно успокаивать их, мог заставлять их быстро и чётко выполнять простейшие команды.

Однороги использовались в Фатамии в основном в хозяйстве как сильные, выносливые и при этом спокойные, неагрессивные животные. Операцию же по вживлению в мозг золотых пластин, превращающую животное в боевого однорога, могли выполнять только три человека в этом мире, и все они были моими слугами. Секреты этой операции передавались только в пределах одной семьи от отца к старшему сыну, и эта семья (дед, отец и сын) жила в постоянном заточении в моём замке. А боевые однороги были лишь в моём войске, если не считать нескольких животных, подаренных ещё Арикой (вместе со всадниками) королю и человеку, которого все называли не иначе, как “Его Великая Святомудрость”.

Я уже знал, что унаследованное мной герцогство Картенийское является самым большим в королевстве, а я стал чуть ли ни самым богатым и влиятельным человеком, намного богаче и влиятельнее самого короля. Но был человек, перед которым даже моё огромное могущество мало что значило. Его Великая Святомудрость, глава “официальной” церкви в королевстве. И не только в этом королевстве. Что‑то вроде Папы Римского в этом мире, только не двадцать первого века, а в самые мрачные времена разгула инквизиции.

Его Великая Святомудрость мог, призвав паству “покарать богохульников”, в любой момент развязать войну и внутри Фатамии, и даже между множеством государств. Но он не увлекался крупными войнами, войны нужны были ему лишь для того, чтобы увеличить своё и без того несметное богатство и такую же огромную власть. И для этого больше подходили мелкие кровавые стычки, которые он время от времени начинал и сам же почти немедленно прекращал своим высочайшим указом. Оказалось, что в тот день войско герцога как раз возвращалось с очередной такой стычки. А сам герцог Арика опередил (на свою беду) своё войско и нарвался на меня…

Заключённая в подземельях моего замка семья “хирургов” могла, оказывается, выполнять операции по вживлению пластинок в мозг не только однорогам. Во время смотра я увидел огромного, размером с корову, паука, страшного хищника, встречающегося в здешней природе, к счастью, довольно редко и на человека никогда не нападавшего. Вовсе не потому, что с человеком он не смог бы справиться. Это существо могло бегать быстрее лошади, причём не только по земле, но и по отвесным скалам и стенам, против его панциря бессильны были мечи и лёгкие стрелы. Тяжёлые топоры могли, хоть и с трудом, пробить его, но подобраться к этим быстрым, ловким и обладающим просто чудовищной силой существам на расстояние удара топором было немыслимо, и в старину пауки представляли собой страшную опасность, против которой не было никакого спасения. Порой эти монстры истребляли целые деревни, часто захаживали и в города, легко разламывали самые крепкие двери и выковыривали наружу лакомых для них людей. И так продолжалось до изобретения арбалета.

Изобретение тяжёлых и очень мощных арбалетов было в этом мире эпохальным событием. Стрелы арбалетов пробивали даже толстую стальную броню. А с близкого расстояния – и панцирь паука. У человека появилась возможность противостоять этим монстрам, и злобные, но невероятно умные чудовища немедленно это поняли и перестали нападать на людей. После того, как были застрелены несколько пауков, уже больше двухсот лет не было известно ни одного случая, чтобы человек пострадал от них. Исключая, конечно, боевых пауков. Которые были только в моём герцогстве.

Добывать паучат, на которых и можно было делать операцию по вживлению в мозг пластинок, было невероятно трудно. Взрослели паучата долго, около тридцати лет, были очень прихотливы к условиям содержания и часто погибали в неволе. Поэтому ценились взрослые боевые пауки очень высоко. Их очень берегли, берегли гораздо больше, чем людей, и в бою использовали крайне редко. Использовали их в основном ночью, пауки видели в непроглядной темноте не хуже, чем днём, они могли перелезть через любую крепостную стену, забраться внутрь самого неприступного замка, благодаря своему уму и непомерной силе открыть, взломать изнутри почти любые ворота.