Война Владигора - Валерий Воскобойников Страница 66

Чародей Радигаст потерял покой. В тот день стоял он, невидимый для других, на холме — ему пришлось появиться в той округе, потому что коровы у хозяев в хлевах стали болеть. Это пустое, никчемное занятие — лечение сельских слабоумных коровенок — всегда было для него малоприятным, но каких только дел не приходится исполнять служителю скотьего бога.

Смотрел же он на войско, которое двигалось между холмами. Войско это принадлежало синегорскому князю, и шло оно с веселыми песнями к своей столице.

С некоторых пор Радигасту стал неприятен вид веселящихся людей.

Какой-то чародей древности выдумал фразу о том, что улыбка украшает жителя Поднебесья. Радигаст листал однажды его писания. Чародей тот наверняка мало видел людских улыбок, иначе бы думал иначе. Улыбка — свидетельство пустоты и безмыслия. Гораздо лучше, когда лицо жителя изображает задумчивость, скорбь, испуг, наконец.

Так размышлял Радигаст, оглядывая войско князя Владигора, радующееся победе. Впереди ехали двое: воевода Ждан, вроде бы так его звали, и какой-то юноша или подросток. Радигаст вгляделся: уж не гадкий ли выкормыш Рюген сидит на коне рядом с воеводой? Нет, это был не Рюген. И не тайный сын Владигора, взращенный среди лесов ведуньей Евдохой в те годы, пока он отсутствовал. Более того — это была женщина. Неизвестная Радигасту юная женщина в мужской воинской одежде ехала рядом с воеводой на крупном породистом жеребце!

Тут было чему удивиться.

Радигаст изменил планы и вечером, когда синегорское войско встало на отдых, незримо появился в лагере. Как он и предполагал, женщина устроилась не в бабьей палатке, предназначенной для портомоек, а там же, где воевода. Чародей вошел в палатку и принял образ пропахшего конским потом седла. Этот запах он ненавидел, но что поделаешь — приходилось терпеть ради выяснения истины. А истина скоро выяснилась и была такова: эта женщина была савроматского племени и приходилась воеводе женой.

Чародей остался и на ночь — в образе все того же седла. Его перенесли в угол палатки, и оттуда он наблюдал за любовными утехами и ласками супружеской пары. Тогда и родился у него забавный план насолить этому грубому чурбану — синегорскому воеводе. Он, Радигаст, и сам был в расцвете мужского чародейского возраста. К тому же гибкое тело савроматской княжны, ее гладкая смуглая кожа и недурная мордашка с лучистыми, как звезды, глазами могли бы вызвать интерес даже у самого равнодушного.

Спустя несколько дней Радигаст забыл о смуглокожей княжне — не до этого было, он готовил волчью яму для Владигора, в которую и рухнули оба князя. Хорошо, что он не поленился и сделал ее довольно вместительной.

У чародея было запасено лишь одно помещение — для Владигора. Обрадовавшись удаче, он перенес обоих пленников туда, а к вечеру их разделил. Не будь его дуреха дочь столь жалостливой ко всяческой живности, борейский выкормыш так и сидел бы в берлоге.

А если и не в берлоге — так в темнице у своего пьяницы дяди. Синегорское же войско не маршировало бы по княжеству с молодецкими песнями, а, разбитое борейцами, стало бы пищей червям.

Такая у Радигаста была договоренность: один получает выкормыша, другой — разгром синегорского княжества.

С каждым днем Радигаст все больше ненавидел Синегорье — Перунов оплот.

Куда перепрятала его дочь выкормыша, он так и не установил. Но зато уж до Владигора ей не добраться. С беззвучным хохотом он наблюдал за ее попытками найти князя с помощью Ока. Жаль, упустил момент, когда она летала в Ладор. Хотя и так понятно, что ей там было нужно, — узнать, где князь. Но в Ладоре о князе знали еще меньше, чем они. Радигаст же неожиданно для себя открыл новые свойства собственных заслонов — они не пропускали лучи Ока Всевидящего. Око в руках дочери становилось слепым и беспомощным перед его заслонами. Таково было подлинное могущество служителя бога Велеса!