Лакомые кусочки - Марго Ланаган Страница 65

Мать зажгла лампу и разбудила меня. Я встал совершенно измученный и едва заставил себя набросить на голову капюшон по пути от крыльца к экипажу.

Путешествие в Рокерли было долгим и утомительным. Дважды мы проезжали длинные болота: первое — между Сент-Олафредс и Хай-Оукс-Кросс, второе — в лесной чаще неподалеку от Рокерли. Матушка Рамстронг почти не разговаривала, однако с интересом следила за пейзажем, поскольку еще никогда не бывала так далеко от дома, а когда мы проезжали через деревни и я задергивал шторки, она сообщала мне обо всем, что происходило за окошком. Матушка Рамстронг была прекрасной спутницей, доброй и спокойной. Я счел, что Давиту очень повезло с женой, а его сыновьям — с матерью.

Впереди на холме показался Рокерли. Город выглядел таким большим, что у меня закружилась голова. В этот поздний час Сент-Олафредс — всего лишь небольшое темное пятно на склоне горы с редкими искорками света, ну а Рокерли раскинулся сразу на двух обширных холмах и сиял огнями уличных фонарей и домашних ламп.

Я смотрел на них, и мне было не по себе: сколько пар любопытных глаз за всеми этими огоньками! Когда мы подъехали к городским воротам, я спрятался за шторками, а матушка Рамстронг принялась расспрашивать стражников. Выяснилось, что никакой мисс Пранси в Рокерли нет, зато есть почтенная и уважаемая докторша, мисс Данс, которая живет в верхней части города. Стражники объяснили кучеру госпожи Энни, как туда проехать, и мы двинулись в путь по узким улочкам, похожим на улицы в нижних кварталах Сент-Олафредс, только более оживленным. Чем выше в город поднимался наш экипаж, тем крепче и основательней становились дома. Мы миновали трактир, где посетители весело отплясывали под мелодию скрипки и свирели; богатый особняк, в окне которого я увидел хозяина, поднимающего бокал вина перед гостями, проехали мимо часовни — яркий свет из растворенных дверей падал на заполненную прихожанами паперть.

Постепенно улицы становились пустыннее, а дома — выше и изящнее; наконец мы приехали. Моя провожатая вышла из экипажа, о чем-то посовещалась с кучером, затем позвонила в звонок и скрылась за дверями. Я остался угрюмо ожидать ее в карете.

Матушка Рамстронг отсутствовала довольно долго: наверное, ей потребовалось немало времени, чтобы объяснить этой мисс Данс причину нашего визита. Время от времени я отдергивал занавеску, чтобы поглядеть на роскошный фасад, ветви папоротника над дверным косяком, искусно вырезанные из камня, и узкий луч света, пробивающийся между плотными портьерами в окне передней комнаты. Ничего не менялось за исключением того, что, выглянув в третий раз, я заметил на подоконнике соседнего неосвещенного окна черную кошку. Животное сидело неподвижно, и его легко можно было бы принять за тень или часть орнамента, если бы не глаза — в них отражался свет фонаря, и они горели ярким зловещим огнем. Мне чудилось, что кошка смотрит прямо на меня — неужели заметила слабое шевеление шторки?

Не желая, чтобы на меня таращились — хоть коты, хоть люди, — я больше не выглядывал из экипажа. В конце концов, тишина, усталость после долгой дороги и желание очутиться дома, в кровати, сделали свое дело: меня сморил сон. Через какое-то время я проснулся, не соображая, где нахожусь и который теперь час — минуло несколько минут или целые сутки? — от того, что матушка Рамстронг отворила дверцу экипажа и заговорила со мной через щелку:

— Баллок, она разрешила тебе войти! Погоди немного, пусть проедет всадник. Все, можешь выходить.

Матушка Рамстронг провела меня в дом. В коридоре было холодно и пусто, из мебели стояла только вешалка для верхней одежды и несколько сундуков темного дерева с накидками из красной материи, на которых можно было сидеть — наверное, они предназначались для посетителей, ожидавших своей очереди.

Мы прошли дальше. Матушка Рамстронг неторопливо сопроводила меня в комнату, которая одновременно служила и гостиной, и библиотекой. В камине ярко горел огонь, посередине стоял стол, заваленный бумагами и свертками, рядом с ним, а также у камина и занавешенного окна — стулья и кресла различной степени удобства. Убранство гостиной было строгим, без всяких безделушек. Немногочисленные предметы декора никак не выдавали того, что комната принадлежит женщине: темная картина с изображением кучи непонятного хлама; иззубренный боевой шлем на подставке; голова оленя, глядящая со стены как бы в окружении лесной зелени; ваза с цветами, подозрительно похожими на похоронные — приглядевшись поближе, я увидел, что они сделаны из шелка и просто запылились.

— Мисс Данс ужасно занята, — прошептала моя спутница. — Она готовит в кухне какое-то лекарство и дает указания служанке насчет бумаг. Посидим здесь, Баллок, и подождем.

Вошла мисс Данс — долговязая и худая, в темном платье, со свирепым (но красивым) лицом и порывистыми движениями. Вместе с ней появилась и кошка, чьи желтые глаза беспокоили меня посреди гостиной не меньше, чем на улице.

Хозяйка дома бросила на меня короткий взгляд и кивнула:

— Все в точности так, как вы говорили, госпожа Рамстронг. Я поверила только теперь, когда убедилась воочию.

Мисс Данс вплотную приблизилась ко мне и принялась изучать мою внешность: покрытые и не покрытые шерстью участки тела и особенно те места, где медвежья шкура приросла к коже. Она цокала языком и досадливо вздыхала, ее лицо постепенно становилось еще более злым. Наконец чародейка выпрямилась и отошла к столу, на котором была установлена наклонная доска для письма, а возле нее изваянием сидела кошка. Мисс Данс уселась за стол, нахмурила брови и побарабанила пальцами по столешнице.

— Мистер Оксман, — обратилась она ко мне, — расскажите все, что, по вашему мнению, может быть связано с вашим теперешним состоянием.

Я выполнил просьбу. Раньше мне никогда не приходилось разговаривать с женщиной — не прачкой, не проституткой и не цыганкой, — в присутствии которой можно было бы держаться свободно. Я словно беседовал с мужчиной, разве что в разговорах с мужчинами всегда ощущается некое соперничество, оценка сил противника, а тут ничего такого не было. Получив представление о моем несчастье, она сосредоточила все внимание только на содержании рассказа.

Мисс Данс быстро царапала в блокноте, записывая за мной, и время от времени поднимала руку, чтобы я сделал паузу, пока она обмакнет перо в чернильницу. В некоторых местах она понимающе кивала, точно ощутить перед глазами вспышку серебристого пламени или увидеть, как медведица уносит твоего друга, словно медвежонка, — самые обычные вещи. Мисс Данс не удивлялась абсолютно ничему, тогда как ее кошка, судя по ее виду, не верила ни единому моему слову.

Когда я закончил, она принялась думать. Я ждал, чувствуя какую-то непонятную обиду, а матушка Рамстронг, сидевшая рядом со мной, замерла в безмолвной надежде. В дверях появилась служанка — та, что помогала хозяйке с бумагами, но мисс Данс взмахом руки отослала ее прочь. Заглянувшей в гостиную кухарке было велено: «Убери блюдо с огня, Марчпэйн». Спустя еще некоторое время мисс Данс вышла из-за стола и пересела в большое кресло с подголовником напротив нас.

— Все это очень и очень скверно, — заявила она.