Проклятие темной дороги - Александр Золотько Страница 65

Все время, пока сани ехали к замку, Гартан мучительно пытался придумать, что же делать дальше. Он дал слово. И теперь, если вдруг… Гартан оглянулся на дремлющую под шкурами Канту. Если вдруг окажется, что инквизитор…

Нет, не найдет доказательств, он не сможет ничего такого найти, потому что Канта невиновна, она просто не может быть виновата ни в чем подобном. Но если проклятый инквизитор все-таки потребует ее смерти? Что тогда?

Гартан застонал.

Он сам себя загнал в ловушку. Канта, зачем она подтолкнула его, потребовала обещания? Или другого выбора не было? Если бы он не дал клятву, то его жена уже была бы мертва? И он был бы мертв, лежал бы сейчас в снегу, вцепившись зубами в глотку мертвого Фурриаса…

А так они еще живы. И жива Канта, что еще важнее…

Ведь теперь все будет зависеть не от того, на самом ли деле Канта служит Хаосу, а от того, решит ли так инквизитор. Не примерещится ли ему в глазах Канты отсвет бездны. И не потребует ли он от Гартана выполнения обещания.

Гартан почувствовал, как судорогой свело живот.

Он должен будет своей рукой… Или нарушить свое слово. Впервые за сотни лет мужчина из его рода нарушит слово? А если и вправду — нарушит, что тогда? Что тогда скажет Канта? Простит его? Или бросит в лицо презрительное: «Лжец!» Она ведь на что-то надеялась, когда предлагала этот ужасный договор.

На что?

Она зачем-то променяла смерть там, у дерева, на смерть в замке. Она не думала уклониться от своей судьбы, на это Канта не способна. Тогда что?

Можно было спросить у нее самой, Гартан даже набрал воздуха в грудь, но Канта спала, и легкая улыбка блуждала на ее лице. Она очень устала. Она держалась молодцом все это время — и привязанная к дереву, и раньше, когда продолжала ездить по деревням, помогала роженицам, следила за хозяйством в замке. Канта улыбалась, Канта почти все время улыбалась, но Гартан видел, что она устает. Видел, как время от времени замирает Канта, прижав руки к животу, и словно прислушивается к чему-то, а иногда даже будто разговаривает сама с собой. Или с ребенком. С его сыном.

Сын.

Кровь бросилась Гартану в лицо.

Вот почему она так решила. Вот, что отличает немедленную смерть в лесу, от завтрашней или послезавтрашней смерти в замке. Она успеет родить. Может быть, она успеет родить и, умирая, оставит Гартану сына. Ради этого она заставила мужа поклясться. Она обещала подарить мужу ребенка и свое обещание сдержит.

Канта тоже не умеет врать.

Гартан почувствовал, как по щеке потекла слеза. Как в детстве, губы задрожали, дыхание прервалось, и Гартан всхлипнул. Держаться, приказал себе наместник. Держаться.

Она ведь смогла. Она думала не о своем спасении, а о спасении ребенка. Только об этом. И это значит, что Гартан должен сделать все, чтобы ребенок выжил. Канта поняла, что это сейчас самое важное.

Кочевые решили не уничтожать Долину. И это значило, что нужно только дожить до весны. Пережить зиму.

Он попытается убедить инквизитора, сделает все, что возможно и невозможно, но если не получится, если действительно придется убить… Сын. Гартану есть ради чего жить.

Есть.

Солнце еще не село, когда они въехали в слободу.

Стражники, пряча лица от ветра в воротники тулупов, открыли ворота, пропустили сани. Гартан натянул поводья и приказал пропустить инквизиторов. Пришлось повторить дважды — стражники даже попытались закрыть створку ворот перед конем Черного Чудовища.

Люди в слободе, завидев странную процессию, замирали потрясенно, женщины торопливо уносили детей в дома, а немногие мужчины, увидев инквизиторов, молча сжимали кулаки.

В замок всех пропустили без расспросов. Но Когтя предупредить успели, он встретил Гартана сразу за воротами.

— Зачем они здесь? — спросил сотник, когда инквизиторы проехали в глубь двора и спешились. — Что им здесь нужно?

Гартан молча помог Канте сойти с саней и повел ее в донжон.

Навстречу им бросились пажи и девчонки, но, увидев выражение лица наместника, молча шарахнулись в сторону.

— Пойдем в спальню, — шепнул Гартан Канте. — Тебе нужно поспать.

— Нет, — Канта покачала головой. — Я не хочу ложиться… Я хочу… я должна быть в зале. Там, в тронном зале. Я — хозяйка этого замка. Я — твоя жена. И я буду ждать приговора на троне, а не в постели… пусть он быстрее начинает свои поиски. Пусть допрашивает людей. Прикажи разжечь в зале камин.

— Хорошо, — Гартан не стал спорить, он видел, что Канта приняла решение, и не посмел возражать. — Я провожу тебя…

— У меня для этого есть пажи, — улыбнулась Канта. — И мои девушки. А ты иди, тебя ждут.

Коготь, не перебивая, выслушал Гартана. И только когда тот закончил свой рассказ, недобро усмехнулся.

— Слово, значит, дал? — переспросил Коготь. — Своей, значит, рукой? Древняя кровь, значит, снова в голову ударила? Только то не кровь, а моча, твоя милость. Ты все продолжаешь в благородство играть там, где нужно быть человеком — мужем быть, мужчиной.

— Я не стану нарушать обещания…

— Тогда я стану! — решительно сказал Коготь. — Мне тем более не впервой… Даже ребят своих просить не стану, подойду и зарежу эту черную свинью. Хочешь, на спор? На три щелчка в лоб?

— Ты не посмеешь… Я не позволю тебе, — пробормотал Гартан.

— Ты? Да иди ты в задницу, твоя милость! — Коготь демонстративно высморкался в пальцы. — Ты уже и так всего наворотил… Теперь уж я…

— Ты не сделаешь этого! — голос наместника вдруг стал твердым, словно в мгновение заледенел. — Я так решил. И она так решила.

Коготь попытался отмахнуться и пройти мимо, но Гартан схватил сотника за руку, и тот с изумлением понял, что хватка у сопляка железная и что он на самом деле не позволит нарушить свою волю.

— Да послушай… — начал Коготь, но закончить не успел.

— Сотник егерей с почтением выслушивает распоряжения своего господина? — проскрежетало совсем рядом, Гартан и Коготь одновременно повернули головы и увидели Фурриаса, стоявшего всего в двух шагах. — Умный старик убеждает благородного юношу нарушить обещание?

— Если бы моя воля… — пробормотал Коготь. — Если бы от меня зависело…

— Но не зависит, — сказал инквизитор. — Кстати, старик, я так и не узнал у тебя… Кем ты был раньше? До того, как начал притворяться добрым дедушкой из селян?

— Чего?

— Не нужно прикидываться, мы ведь оба с тобой знаем, что ты… — Фурриас шагнул к сотнику и понизил голос: — Ты ведь из благородных, Коготь? Может, скажешь, свое родовое имя? Я ведь еще в прошлый наш разговор почувствовал в тебе что-то особенное. Помнишь, я ведь спросил тогда, а ты не захотел мне ответить. Может, сейчас? И твоему нынешнему господину будет интересно это услышать. Всегда интересно знать, что же такое скрывает твой самый верный слуга и надежный помощник. Ваша милость, вы ведь хотите знать, кем же был раньше ваш сотник? Просто младшим сыном благородного семейства или даже военачальником, проигравшим битву и прикрывшимся от позора курткой егеря? А вдруг — придворным? И окажется, что по происхождению не он должен вам служить, а вы ему? Возможны еще более смешные варианты. Знаете, сколько бастардов родилось от бессмертных героев и даже от самого императора, Благосклонного и Разрушительного? Сотник, ты случайно не ублюдок императорской крови?