Черный завет - Ирина Булгакова Страница 65

– Интересует. Ты же не отвечаешь, когда я тебя спрашиваю.

– Хорошо. Если я отвечу, ты тоже мне ответишь?

Она кивнула головой, вовсе не собираясь держать слово.

– Наина дала мне капли Пустышника, когда узнала, что я хочу идти в ночь.

– А чего ради ты собрался идти в ночь?

– Не мог оставаться в деревне, – он пожал плечами. – Просто не хотел никого видеть после того, как услышал Истину.

– Странно. Тогда Наина вполне могла догадаться, что ты освободил меня. Зачем же послала охотников в лес?

– Вряд ли. Такая мысль никогда бы не пришла ей в голову. Она просто не в состоянии была соединить нас. Я ушел сам по себе. Никто во всей деревне, кроме Наины, о моей Истине не знал. Отец сказал наедине. Кошки, знаешь, вполне способны и сами освободиться…

– Твоя Наина никогда не считала меня Кошкой.

– Что? – он остановил руки у огня и не сразу заметил, как пламя жадно набросилось на беззащитную плоть. – Почему ты так думаешь?

– Она сама сказала.

– Подожди, я чего-то не понимаю: а для чего тогда готовился костер?

– Будешь проходить мимо своей деревни, не забудь ее об этом спросить. Только бойся первого снега…

– Понятно, – усмехнулся он. – На Лесника, не к ночи будет помянут, намекаешь? Это уж вряд ли. Не такой я дурак.

Ночью, когда догорал костер и Ладимир засыпал, город наваливался на Донату всей тяжестью, закрывал рот и шептал на ухо гадости. Вот и сейчас город пустил в ход одну из своих изощренных пыток. В глубине зала, в углу, до которого не мог дотянуться свет Селии, белым пятном маячило чье-то лицо. Доната зажмурилась, и лицо пропало.

Вот этого она и боялась. От уговоров город перешел к угрозам.

От черной тени, что несла на себе белое лицо, зарябило в глазах. Тень надвигалась, будоража худшие воспоминания. Если бы Доната точно не знала, что это сон, то непременно бы закричала. Но не к чему было пугать спящего Ладимира.

Это ее город. И борьба им предстоит один на один. Город бессовестно залез к ней в душу и раздобыл там то, что пугало ее больше всего. И только тихое звяканье ключей заставило ее окончательно распрощаться с надеждой.

– Пойдем.

Тот же безобразный, лишенный человеческой окраски голос. Те же прорези в белой маске. Та же чернота, что скрывалась за ней.

Доната поднялась и медленно шагнула ему навстречу. Ее колотило от страха, но она не могла позволить коснуться себя этими мерзкими бесконечно длинными пальцами.

– Пойдем.

И она безропотно пошла.

Ключник все-таки подобрал ключ к ее душе, и всякое сопротивление теряло смысл.

Вокруг черной хламиды было светлее, словно тени боялись приблизиться к совершенной темноте. Ветхие нити струились по мраморным плитам, и Доната шла, не поднимая глаз. Она не заметила, как исчезла незыблемая стена, как открывшийся вход впустил ее в себя. Как душный воздух, пропитанный таинством темных обрядов, в последней попытке девицы отстоять свою честь, беспомощно толкал в грудь.

Ключник шел долго. Доната потеряла счет времени. Размеренный ритм движения успокаивал. И только, когда Ключник обернулся, поняла, что страх – вот он, никуда не делся.

– Я. Должен, – шум ветра донес грохот далекого камнепада. – Матери. Твоей.

– Ей и отдай, – не разжимая зубов, отозвалась Доната. Боялась громким стуком выдать свой страх. Она по-прежнему не поднимала глаз. Ей казалось, белая маска сейчас сползет, и под ней обнаружится нечто такое, к чему она еще не готова.

– Она. Не берет. Отдам. Тебе. Жди.

Ключник исчез.

Круглый зал, с вмурованными в каменную кладку черными зеркалами был ей смутно знаком. Трещины змеились по стенам, что казалось, имеют продолжение на звездном куполе открытого неба.

Пошел снег, белый – в свете Селии. Доната подставила лицо под искрящиеся хлопья, и тотчас опустила голову. С недавнего времени сочетание белого и черного перестало ей нравиться.

– Явилась, – хриплый голос взметнул из недр земли жидкое черное пламя, охватившее стены и бросившееся достраивать разрушенный купол.

Доната обернулась на голос, и узнала себя. Только постаревшую лет на пятнадцать. Те же черные волосы, разбросанные по плечам, те же настороженные глаза, та же манера одеваться по-мужски. Те же ножи на поясе, только пристегнутые с правой стороны.

– Здравствуй, дочка. Выросла, смотрю, – женщина небрежно опустилась на каменную глыбу. – Что молчишь? Такой путь проделала – и сказать нечего? Или спасибо сказать хочешь за то, что жизнь тебе подарила? Вот папка бы порадовался. Только не дожил… сволочь.

– В глаза, – Доната поперхнулась словом. – В глаза тебе посмотреть хотела.

– Посмотрела?

– Нет. Нет у тебя глаз. Глаза могут быть у человека. А ты разве человек?

– А кто же я, по-твоему?

– Ты? Никто. Такой же мертвец, как этот город.

– Понятно. Значит, слов благодарности не дождусь. Звать-то тебя как, дочка?

– Донатэ, – бросила в лицо, как нож.

– До… «ты получишь свое». Это я, что ли, должна свое получить? Молодец, звучное имя тебе подобрала… кошка. Как раз для мести.

– А у тебя есть имя?

– А меня зови Вилена.

– Ты лжешь!

– Вот и папка твой не верил – до самого конца. За это и поплатился. Про папу ничего узнать не хочешь?

– Нет.

– Врешь. Хочешь – по глазам вижу. Иначе зачем бы ты сюда тащилась? Удовлетворю твое любопытство, вижу, носишь ты его с собой, – женщина беспечно болтала в воздухе ногой, обутой в кожаный сапог. – Раньше здесь все было по-другому. Красиво. И Повелителей демонов было, как собак нерезаных. А во главе всех Властитель стоял. Думаешь, это твой отец? Как бы не так. Папка наш на побегушках был у Властителя. И задумал то, что все слуги рано или поздно задумывают: занять место господина.

Женщина замолчала, прислушиваясь к чему-то. Но молчание длилось недолго.

– А Властитель был помешан на девственницах. Не подумай ничего плохого, все было гораздо хуже. Он любил, понимаешь, выпить из них природную силу, как иные обожают бокал дорогого вина. Найдет кого посильнее, и убьет. Соответствующим образом, естественно. Вот и поймал его наш папка на любимых игрушках. Нашел в забытой светом деревне девчонку – меня, если ты еще не поняла, и повел к Властителю. А чтобы я была сговорчивей – деревню мою сжег, вместе с родными и близкими заодно. А перед самой встречей с Властителем и обрюхатил меня папка твой, и замаскировал ведь подлец так, что не подкопаешься… Тоже не последний был Повелитель. Таким образом и получил Властитель свое вино, только не дорогое, а отравленное.