Врата Смерти - Стивен Эриксон Страница 64

— Ты боишься гнева богов? — спросил Икарий.

— Я боюсь, что мы окажемся игрушками в их руках или в руках их приспешников. Ты не хуже меня знаешь: для большинства богов кровь и хаос в мире смертных — это вино и яства. Особенно для тех, кто не прочь и сам вмешаться. Я не хочу становиться их пособником.

— И я тоже не хочу, — сказал полуджагат, подымаясь со стула. — Тем не менее, я бы не отказался взглянуть на воскресение. Мне интересно: какой должна быть уловка, позволяющая вырвать душу из когтей Клобука? Насколько я слышал, каждая попытка воскресения доставалась исключительно дорогой ценой. Намного дороже, чем думали те, кто на это отваживался. Даже если Клобук и отпускает душу, он делает все, чтобы остаться в выигрыше.

Маппо закрыл глаза, потирая свой широкий, покрытый не одним шрамом лоб.

«Друг мой, зачем мы здесь? Что мы здесь делаем? Я вижу, с каким отчаянием ты ищешь ответы на свои вопросы. Если бы я мог говорить с тобой открыто, я бы предостерег тебя от дальнейших поисков истины».

— Семиградие — древняя земля, — сказал он. — Мы даже не подозреваем, какие силы дремлют в ее песке и камнях. А ведь они копились век за веком. Когда мы оказываемся на подступах к Рараку, у меня всегда появляется такое чувство, будто я иду по узенькому мостику над пропастью. Или бреду над бурным морем по тонкой паутине. Этот древний мир беспокойно ворочается в своем сне, и куда сильнее, чем прежде.

«Не буди это место, друг мой, чтобы оно не разбудило тебя», — мысленно добавил трелль.

— Как бы там ни было, я все равно пойду, — сказал Икарий. — Ты идешь со мной?

Не поднимая глаз от щербатого каменного пола, Маппо медленно кивнул.

Стена песка упиралась прямо в небо цвета охры. Где-то за этим яростно кружащимся вихрем находилась священная пустыня Рараку. Скрипач, Крокус и Апсалара, остановив своих взмыленных лошадей, рассматривали местность. Тропа, по которой они ехали, сбегала вниз по склону холма и уходила в пустынные пространства. Достаточно углубиться в Рараку на тысячу шагов, как привычный мир исчезнет.

Их ушей достиг отдаленный гул.

— Вряд ли это просто обыкновенная песчаная буря, — сказал Крокус.

У него с самого утра было муторно на душе — ночью Моби снова исчез. Крылатая обезьянка вспоминала повадки предков, и Скрипач предположил, что теперь Моби вряд ли вернется.

— Когда я слышал про этот вихрь, — продолжал Крокус, пытаясь рассуждениями вслух отвлечься от тягостных мыслей, — мне он казался… ну, чем-то вроде… легенды, что ли. Или верования. Неужели эта стена песка и есть вихрь? Тогда что это? Гнев пустынной богини?

— И как в сердце песчаной бури может зародиться мятеж? — подхватила Апсалара. — Тут глаза страшно открыть, не то чтобы идти куда-то воевать. Правда, может, это только преграда, а за нею все спокойно?

— Похоже, что так, — согласился Крокус.

— Нам все равно придется ехать вперед, — напомнил им Скрипач.

От приближающихся гралийцев их отделяло каких-нибудь десять минут. Лошади кочевников тоже устали. Скрипач прикинул: преследователей никак не меньше двадцати человек. Даже учитывая навыки Апсалары и «морантские гостинцы» в его заплечном мешке, столкновение с ними не сулило ничего хорошего.

Сапер посмотрел на своих спутников. Солнце и ветер сделали их лица бронзовыми; лишь в уголках глаз оставались белые полоски. Губы потрескались, возле рта появились несвойственные их возрасту морщины. Голодные, мучимые жаждой, из последних сил держащиеся в седле. Скрипач и сам был не в лучшем состоянии. Пожалуй, даже в худшем, ибо Крокуса и Апсалару выручала молодость.

«Что бы я сейчас вам ни сказал, вы мне не поверите. Но однажды Рараку уже пометила меня, и я знаю, в какое пекло мы лезем».

Спутники не торопили Скрипача, хотя топот гралийских лошадей становился все громче. Если он медлит, значит, на то есть свои причины.

— Я хочу побольше узнать об этой пустыне. О ее силе, — сказала Апсалара.

— Скоро узнаешь, — огрызнулся Скрипач. — А пока обвяжите лица платками, да потуже. Сейчас отправимся здороваться с вихрем.

Стена песка поглотила их. С первых же секунд песчинки набились под плащи, и тысячи острых коготков заскребли по коже. Складки одежды затрепетали на ветру. Вверх взметнулись даже концы поясных веревок. Уши путников наполнились гулом, угрожавшим расколоть череп.

Пустыня Рараку пробудилась. Скрипач и раньше, проезжая по просторам пустыни, ощущал ее подспудное движение, чреватое непредсказуемыми кошмарами в будущем. Теперь будущее стало настоящим. Стихия вырвалась на свободу.

Пригнув головы и сердито фыркая, лошади брели шагом. Песчинки хлестали по лошадиным мордам, набивались в гривы. Их ноги не вязли в песке — весь этот мелкий белый песок кружился сейчас в воздухе. То, что пустыня терпеливо скапливала веками, вихрь разметал в считанные минуты.

Дальше ехать было невозможно. Путники спешились, прикрыли лошадиные головы чепраками и взяли животных под уздцы.

Под подошвами хрустели человеческие кости, ржавые обломки доспехов, истлевшие колеса повозок, ноги путались в обрывках конской и верблюжьей упряжи, лоскутах тряпок и кожи. Кое-где попадались камни древних построек. Пустыня вовсе не была пустой, и изобилие следов жизни повергло Скрипача в трепет. Его ноги ступали по минувшим векам, если не эпохам.

Неожиданно из-за песчаной завесы проступили очертания какой-то насыпи. Она была выше человеческого роста. Скрипач окинул ее взглядом.

— Полезли наверх, — коротко бросил он спутникам и повел коня по довольно крутому склону.

По верху насыпи шла… мощеная дорога. Ее камни были гладко обтесаны и плотно пригнаны друг к Другу. Скрипач остановился. Дорога была прямой как стрела. Ни единого изгиба или поворота. Таких дорог в нынешнем Семиградии строить не умели.

Крокус с Апсаларой тоже выбрались на дорогу.

— А я думал, в Рараку вообще нет дорог! — удивился парень. Из-за гула ветра каждое слово ему приходилось выкрикивать.

Скрипач лишь покачал головой.

— Нам лучше ехать по ней, — продолжал Крокус. — Здесь хоть не так песком хлещет.

Скрипач попытался определить, откуда и куда может вести эта дорога. Та часть, что была у него по правую руку, уходила на юго-запад, в самое сердце Рараку. Другая часть вела в сторону Панпотсунских холмов — то есть почти туда же, откуда они приехали. Понятно, что ехать назад не имело смысла. Оставалось одно — двигаться в глубь пустыни. Говорят, в самом сердце Рараку есть оазис. Наверное, именно там Шаик и собирала свою мятежную армию. Но далеко ли до того оазиса? И есть ли на пути к нему другие колодцы? Должны быть. Те, кто строил дорогу, не могли не подумать о воде.

«Тремолор, — вдруг вспомнил Скрипач. — Быстрый Бен рассказывал, что у пустыни Рараку есть сердце. Ее сердце — Тремолор, один из Домов Азата… Если богам будет угодно, мы достигнем оазиса».