Чудесная чайная Эрлы - Варвара Корсарова Страница 64

– Это не я. Мне… помогли свести татуировки.

– Кто помог?

– Одна женщина. По крайней мере, я думаю, что она была женщиной.

– Что это значит, Эрла? Ты говоришь загадками.

– Я боюсь говорить прямо, как ты не понимаешь! – не выдержала я и продолжила обвинительным тоном: – Рейн, ты сбиваешь меня с толку. Ты все-таки комиссар полиции, черт побери! Я не знаю, что ты сделаешь, когда все узнаешь. Вдруг ты навредишь мне? Решишь, что меня нужно наказать по всей строгости?

– Я твой друг, Эрла. И уже не раз это показывал, не так ли? Покрывал твои мелкие провинности.

– Это другое. Тебе нужно закрыть крупное дело, чтобы скорее вернуться в столицу и пожинать лавры.

– Ты плохо меня знаешь, Эрла, – сказал он устало.

– А как мне было узнать тебя лучше? Ты вечно себе на уме, слова лишнего не скажешь.

– Хорошо. Я скажу любые слова, какие пожелаешь, – улыбнулся Рейн. – Откровенность за откровенность, идет?

Я неуверенно кивнула и выдавила:

– Пойдем ко мне в лавку. Там и поговорим без посторонних ушей. Да, у меня есть один большой секрет, и я не знаю, что с ним делать. Я рассчитываю на твой совет. Но комиссара Расмуса ты оставишь за порогом. Я приглашаю Рейна, моего друга.

☘️

Рейн подозвал Пампкина и рассчитался за ужин, и дал много сверху. Когда мы двинулись к выходу, пекарь умильно прошептал мне на ухо:

– Вы хорошо смотритесь вместе. Не упусти его! Комиссар полиции – завидная партия.

Я вспыхнула, возмущенно затрясла головой. В этот момент Расмус обернулся и с любопытством глянул на Пампкина – неужели услышал? От стыда я готова была сквозь землю провалиться.

До чайной шли молча. Опустилась ночь, улицы затянуло туманом, зажженные Лиллой фонари плавали в нем размытыми пятнами. Было промозгло и сыро, хотелось поскорее оказаться в теплой комнате. Мои каблуки все быстрее цокали по мостовой. Я немного злилась на своего спутника, потому что он-то не спешил. Шагал неторопливо, размеренно, погруженный в мысли. Я даже взяла его за локоть и потянула, но Рейн не ускорил шаг.

Мне не терпелось все выложить Рейну, сбросить тяжкий груз с плеч.

Какая я глупая! Зачем медлила? Нужно было сразу ему рассказать. Возможно, я поступаю неправильно, собираясь довериться комиссару полиции. Но правильные поступки не гарантируют безопасность и счастье. Я устала в одиночку сражаться с миром, осторожничать и прятаться за дверью моей волшебной чайной. Они меня не защитили; беда все равно пришла. И, вероятно, ее привел один из тех, кого я считала другом!

Рейн не мой враг. И не просто друг. Он давно стал для меня больше чем другом.

Мои руки дрожали от волнения, я долго не могла попасть в скважину ключом. Не впервые я приводила к себе Расмуса ночью, но в этот раз он не был ранен и не нуждался в помощи, и мне казалось, что его визит может иметь иной смысл и последствия, нежели обмен секретами.

Занта проскользнула в дом через лаз, а Рейн, наконец, забрал у меня ключ и сам открыл дверь.

– Хочешь чаю?

– Нет, но ты приготовь. Мне нравится смотреть на тебя, когда ты этим занимаешься, – ответил Рейн.

Он знал: мне нужен привычный ритуал, чтобы успокоиться, и его забота была приятной. Рейн не стал допрашивать меня сразу, как мы перешагнули порог. Более того: он как будто медлил и не стремился начать важный разговор. Он казался глубоко озабоченным.

Я усадила Рейна за столик в зале, принесла спиртовку и взялась заваривать Квендам Волюнте – чай добрых намерений и откровенности, что устраняет тревогу и сомнения. В него входят шафран и апельсиновая кожура, отчего напиток имеет приятный розоватый цвет. Пока заливала заварку кипятком, напела несложную витамагическую формулу с модусом умиротворения, и несказанно обрадовалась, когда использование магии не отозвалось болью. Призрачная старуха избавила меня от проклятия раз и навсегда. Возвращение власти над магией вселило куда больше уверенности, чем все волшебные чаи на свете.

Я все же поставила перед Рейном чашку. Он пригубил напиток, одобрительно кивнул. Огляделся и задал вежливый и пустой, на первый взгляд, вопрос:

– После смерти бабушки ты здесь все переделала на свой вкус?

– Да, но изменила немногое. Переставила мебель, купила посуду. Алекса подарила механическую канарейку.

– Хороший дом. Понимаю, почему ты боишься его потерять.

– Детство я провела в пансионе, но всегда с радостью возвращалась сюда на выходные.

– Ты помнишь родителей, Эрла?

– Смутно. Мне было пять лет, когда они уехали и пропали.

– Что бы ты сказала им, если бы вам довелось встретиться вновь?

– Я бы накричала на них. Вылила на них обиду, – призналась я тихо. – Они бросили меня и отправились за море, повинуясь капризам деда. Отцу было важнее заслужить его расположение, чем остаться со мной. Поэтому порой я не могу понять: люблю я их или ненавижу.

Дети должны любить родителей, даже если не помнят их. Бабушка, бывало, строго говорила: «Ты же любишь маму и папу? Подумай о них перед сном!» Но как я могла любить тех, кто меня предал, и кого я не знала?

Видимо, чай возымел свое действие, потому что я сказала Рейну то, в чем не осмеливалась признаться даже самой себе. Или же другое побудило меня к откровенности – пристальный, задумчивый взгляд Рейна. Его глаза в сумраке зала, казалось, светились сами по себе, а его костистое, неправильное лицо от падающих теней приобрело загадочную мужскую привлекательность.

– Знаю, каково это: терять близких и не ведать, что с ними произошло, – Рейн отставил чашку и сцепил пальцы в замок.

– Ты о своем отце? Но ты рассказывал, что его убил грабитель, и преступника не нашли.

– Были и другие важные люди в моей жизни, которые исчезли из нее при сложных обстоятельствах.

Он прямо и жестко посмотрел мне в глаза.

– Я потерял друга. Он был моим напарником и наставником в первые годы службы. Погиб при задержании фламмага-ренегата. От Феликса осталась лишь кучка пепла. Меня наградили за поимку опасного преступника – я задержал его через полчаса после происшествия. Но я вышвырнул наградной значок в реку, потому что не успел прийти вовремя и подвел Феликса.

– Мне так жаль... – сказала я тихо.

– И еще... – он сделал паузу, глубоко вздохнул перед новым откровением, и я поняла – сейчас услышу что-то очень неприятное и тяжелое для Рейна. Но никакие предчувствия не подготовили меня к тому, что он сказал. – Я много лет ищу свою дочь. Верю, что она жива и существует, но не знаю, где она и с кем живет.

Его слова прозвучали тихо, но оглушили меня, как гром. Я даже не сразу поняла, какую странную фразу Рейн выбрал, чтобы сообщить мне свою тайну.