Клятва рода - Степан Мазур Страница 63

Ближние индусы не очень удивились вспышке портала. То ли йоги и горные отшельники разучились удивляться, то ли менталитет оставлял место сказке. По крайней мере фото- и видеокамер не было заметно… Только вся улица попадала ниц, и идти пришлось, оглядываясь на прислонивших лбы к дороге.

— Что за вассалитет еще? Мы не феодалы! Вы не крестьяне! А ну подъем! — завопил Сема на хинди.

Десятки шепотов прокатились по улице.

— Бог разговаривает с нами…

— На нашем же языке!

— Хвала Вишне, Кришне и Шиве!

— А может, один из них Будда?

— А кто их них кто?

— Все святы.

— А почему в арабских одеждах?

— Пути богов неисповедимы.

— Боги многолики!

Сема с Сергеем ускорили шаг, спеша покинуть свидетелей «пришествия». Спасало то, что многие не спешили поднимать головы.

— Какая разница, куда мы убежим, Скорп? Слухи о вихрастых догонят в любой точке города.

— Ты же перешагнул двадцать первую ступень?

— Внешность человеческая? Да, я на твоем уровне.

— А какой у меня уровень?

— Двадцать четвертый.

— А я почему об этом не знаю?

— Спишь много.

— Так что после внешности?

— Материальное тело, дар души и таинство перволюдей. Как ты этого можешь не знать, если врата открыты? Точнее, можешь открыть, потому что есть ключ.

— У меня с вратами в последнее время путаница. Столько ключей…

— Скорп, ты меня поражаешь. Эти ключи — не та связка бренчащего металла, которую можно потерять или вообще о ней забыть.

— Мне нельзя ошибаться. Зачем тебе новый апокалипсис?

— А что, был старый?

— Какой именно интересует?

— Ты начинаешь говорить как твой отец.

— Гены.

— А теперь еще и как брат по матери!

— Это еще почему?

— Увел разговор от первоначального вопроса.

— А о чем я спрашивал?

— Скорп!

— Что?

— Давай уже с твоим ядом что-то делать.

— Каким ядом?

— ЖИВО!!!

Вспышка. Дворец. Просторное помещение с узкими окнами, почти не дающими света. В воздухе запах ладана и еще чего-то дурманящего. Едва легкие вдохнули этот запах, голова потяжелела. Зал покрыт коврами, цветами и подушками. Молчаливые люди, застывшие, как изваяния, в позах лотоса у стен, монотонно тянут гортанные звуки. Кажется, что они спят, а голос льется из самих стен. На возвышении под золочеными статуями на мягких подушках восседает тощий старик с пепельно-белыми волосами по плечи. Глаза старика закрыты, и кажется, что он умер. Но едва заметно двигается обтянутая шелковой повязкой грудь. Старик жив. Да и какой он старик, если кожа на лице не обвислая, а ширина плеч под стать богатырю в расцвете сил.

Первым не выдержал Сема:

— Надымили тут! Лень форточку открыть?

Слова отразились от стен и поплыли под высокие своды, теряясь в высоте.

— Сядь, беспокойный, — донесся гортанный глас старца. Он не открывал глаз, и в облаках дыма казалось, что даже рот остается безмятежным, спокойным, неподвижным. Но слова не были мороком и передавались не телепатически.

Скорпион и Леопард молча двинулись ближе к старику. Движения казались легкими и чужими. Братья то словно плыли в воде, то вовсе переставали чувствовать конечности. Десять шагов до старца показались десятью минутами. Присев на подушки, подогнув ноги под себя, едва не отключились в божественной неге. Ощущение близости великого гуру пленило, аура спокойствия и безмятежности отгоняли мысли прочь.

— Мы… мы ищем Живу… — протянул Скорпион, где-то на краю сознания отмечая, что слова длинны, как язык мирового змея.

— Всякий ищущий находит. Всякий стремящийся добивается. Всякий уставший обретает отдых.

Сема качнул головой, стараясь стряхнуть наваждение. Вышло не очень. Резкий толчок только лишил последних сил к сопротивлению. Мысль разогнать ступени или нагнести ярости растворилась в дымке. Тело потяжелело и стало неподъемным. Голова последний раз качнулась и свалилась на грудь. Веки опустились. Слишком много войн, слишком много боев с самим собой. Усталость, одна безмерная усталость во всем существе. Она, как торжествующая королева, празднующая победу, полностью завладела сознанием.

* * *

Сема.

Сон.

Копыта черного как смоль коня били по траве почти бесшумно. Мягкий природный ковер тщательно глушил все звуки цокота. Взамен утро дарило слуху звуки поляны и брань кузнечиков. Огромный богатырский конь шел иноходью, отдыхая после непродолжительного стремительного галопа, коим хозяин гнал по поляне, спеша на встречу с вражиной.

«Эх, как бы успеть перехватить ворога до границы! Разбить еще на его территории».

Илья Гущин приложил ладонь ко лбу. Взор прошелся вдоль высокой — почти по круп коню — траве до самого виднокрая. Грудь тяжело опустилась — успел. На самом краю поляны только начали появляться первые заступники границы, суровые и безжалостные дети степей — дикие кочевники-налетчики. Их малые отряды терроризируют Русь по всей границе, летая от деревни к деревне со скоростью ветра. Княжья дружина седлает коней, завидев сигнальный дым застав, да мчится на место очередного налета, но встречает по приходе только дым пепелищ, изрубленные тела да разоренные амбары с запасами на зиму. И вереница полонян, взятых в плен славян, тянется широкими струйками на рынки Востока.

Границы Руси велики. Орды шаек совершают налеты по всем периметрам, не позволяя собрать князю дружину для одного, решающего удара. Вот и горят два урожая из трех, вот и не доживают до двадцати весен девять детей из десяти. Добро бы беспокоила только степь, но цивилизованная Европа, не ведая, что только благодаря Руси ее не терзают вечные набеги дикой степи и сама может развиваться в мире и покое, жаждет нанести стране «диких варваров» удар в спину. И редко когда бывает на Руси мирное время. Одна надежда — на редуты застав, заградительные отряды единичных богатырей, что не пускают шакалов вдоль границ в глубь родины, не позволяют совершать безнаказанные набеги. Если отряд малый, то богатырь справляется с ним сам, если велик, то ждет подмоги князя. Но не в этот раз — Красно Солнышко в походе.

Илюша подхватил с седла широкую, массивную, как ствол дерева, выщербленную от долгого применения ручку палицы, слаженную из добротного дуба да обитую булатными, харалужными шипами. Металлом, которого прочнее нет. Палица весила столько, что и десяток степняков вряд ли подняли бы ее. Силой природа наделила богатыря немереной.

В левой руке покоился яловидный щит из дубленной на три раза кожи, прошитый пластинами, с надежной удобной ручкой. На голове сидел шелом, который гораздо позже станут звать «шлемом». Мягкая подкладка под ним удобно защищает кожу от вибраций после удара, кожаный ремешок не плотно — так, чтобы в случае сильнейшего удара шлем сбило, а не оторвало с головой, перехватывает подбородок. Само тело до колен покрывает кольчуга, подпоясанная турьим ремнем с широкой бляшкой с орнаментом солнца, добрым знаком.