Власть холодного железа - Патриция Бриггз Страница 62

— Мерси!

Неожиданно вместо корпуса термостата у меня перед глазами появилось лице! Тима. Он был очень сердит, но не думаю, что из-за корпуса.

Он ударил меня. Наверное, его гнев вызвала я. Он явно не привык драться. Даже с волшебным прибавлением силы он смог только отбросить меня на несколько шагов. Мне стало больно дышать. Я узнала ощущение: сломано ребро.

— Что? — спросил он.

Я прокашлялась и повторила:

— Когда бьешь кого-то, нужно убирать большой палец в кулак, иначе сломаешь.

Он выругался и выбежал из офиса к машине. А когда вернулся, в руке у него был кубок.

— Пей, — сказал он. — Выпей все.

Я послушалась. Дрожь усилилась.

— Я хочу, чтобы ты сосредоточилась, — сказал он. — Где посох?

— Должен быть здесь, — торжественно ответила я. Он остается там, где я живу. Как «кролик» или моя кровать.

— Что?

— Он должен быть в гараже.

Я провела его в глубину дома.

Ближайший отсек гаража оказался пуст, следующий тоже — это меня встревожило, но потом я вспомнила, что «Карманн Гиа», который я восстанавливаю, забрали. Делают новую обивку.

— Рад слышать, — сухо сказал Тим. — Кем бы ни был этот Карман. Так где же посох?

Он лежал на моем самом большом ящике с инструментами, как будто я сама небрежно положила его туда, доставая что-то из инструментов. Умный посох. Его здесь не было, когда мы вошли в гараж, но вряд ли Тим это заметил.

Тим схватил его и провел по нему руками.

— Попался! — сказал он.

Ненадолго. Должно быть, я не сказала этого вслух — или он не расслышал. Меня снова одолела болтливость, так что это могло сорваться с языка вместе с прочим. Я перевела дух и постаралась управлять своей речью.

— Стоило это убийства О'Доннелла? — спросила я. Глупый вопрос. Но, может, он позволит мне сосредоточиться. Тим сказал, что мне нужно сосредоточиться.

Как только эта мысль пришла мне в голову, я перестала чувствовать одурь.

Он погладил посох.

— Я убил О'Доннелла ради удовольствия, — сказал он. — И своего отца тоже. Дорожный посох, кубок — они были приправой. — Он негромко рассмеялся. — Очень вкусной приправой.

Он прислонился к ящику с инструментами и повернулся ко мне.

— Думаю, тут самое подходящее место, — сказал он.

Может, он и прекрасен, но выражение его лица — вовсе нет.

— Значит, это все игра, — сказал он. — Все разговоры о короле Артуре и весь флирт. Этот парень был когда-то твоим дружком?

Он говорил о Сэмюэле.

— Нет, — сказала я.

Это правда. Но я могла бы сказать это так, что он бы не рассердился. Почему мне хочется сердить любимого?

Потому что мне нравится, когда он сердится. Но в сознании у меня возник Адам, срывающий дверь ванной. Такой гневный. Великолепный. В глубине души я знаю, что он никогда не обратит свою страшную силу против тех, кого любит.

— Значит, ты использовала врача, просто чтобы обострить ситуацию? И вторглась… — ему понравилось слово, и он повторил: — …вторглась в мой дом. О чем ты думала? «Бедный гик, у него никогда никого не было. Какой неудачник. Он будет рад-радехонек нескольким крошкам». — Он схватил меня за плечи. — О чем ты думала? Немного повертишь хвостом перед гиком, и он в тебя влюбится?

Меня тревожило, что он воспринимает это так серьезно, — как только я осознала, что флиртую.

— Да, — сказала я.

Издав звериный рев, он оттолкнул меня, я отлетела на несколько шагов и упала, сильно ударившись об инструментальную тележку; кое-что с нее упало на пол.

— Ты сделаешь это со мной, — сказки он, тяжело дыша, — с жалким неудачником — и тебе понравится… нет, ты будешь благодарна! — Он лихорадочно огляделся и увидел кубок. — Пей, — сказал он. — Все выпей.

Это было трудно. Живот полон. Пить я не хотела, но, слыша его слова, не могла сопротивляться. И это волшебство жгло меня.

Он взял у меня кубок и поставил на пол, рядом с дорожным посохом.

— Ты будешь благодарна мне и будешь знать, что больше никогда ничего подобного не испытаешь. — Он опустился рядом со мной на колени. Его прекрасная кожа покрылась отвратительными красными пятнами. — Когда я кончу… когда я уйду… ты не перенесешь одиночества, потому что будешь знать: никто не будет тебя любить так, как я. Никто. Ты пойдешь к реке и поплывешь. И будешь плыть, пока не выбьешься из сил. Точно как Остин.

Он расстегнул джинсы, и я с полной уверенностью поняла, что он прав. Никто не будет любить меня после такого. Адам никогда не будет любить меня после такого. Я могу утопиться, потеряв любовь, как сделал мой приемный отец.

— Перестань плакать, — сказал он. — Чего нюнишь? Ты этого хочешь! Скажи! Ты меня хочешь.

— Я хочу тебя, — сказала я.

— Не так. Не так.

Он вытянул руку, взял посох и им подтолкнул к себе кубок. Потом выронил посох и схватил кубок.

— Пей, — сказал он.

С этого момента я плохо помню, что было. Следующая ясная мысль возникла, когда моя рука коснулась чего-то гладкого и древнего. Когда я сжала его рукой, от этого предмета по руке распространилась прохлада.

Я посмотрела в лицо Тиму. Глаза его были закрыты, он издавал звериные стоны, но, словно почувствовав мой напряженный взгляд, открыл глаза.

Угол был неподходящий, поэтому я не стала пробовать ничего особого. Просто ткнула серебряным наконечником посоха ему в лицо, представляя себе, как металл вонзается в глаз и проходит сквозь череп.

Конечно, не получилось. У меня нет силы великанов или хотя бы вервольфов. Да и с какими силами можно собраться, когда вы лежите навзничь и на вас кто-то взгромоздился? Но я причинила ему боль.

Он отвалился, и я выбралась из-под него, выронив посох. Я знала, где найти оружие получше. Я кинулась к стойке, где стоял большой лом — стоял там, куда я сама его поставила, после того как передвинула с его помощью двигатель на лишние четверть дюйма.

Я могла бы убежать. Могла принять обличье койота и убежать, пока он отвлекся. Но мне некуда было бежать. После сегодняшнего никто не будет меня любить. Я одинока.

Я научилась издавать необычные звуки, которые как будто свойственны боевым искусствам, хотя в глубине души всегда считала это глупостью. И, когда поднимала лом, как копье, эти звуки возникли из самой глубины моего гнева и отчаяния. И почему-то не показались глупыми.

Он был силен, а я быстра. Когда я сблизилась с ним, он схватил меня за правую руку, ту самую, которую уже повредил.

Я закричала, но не от боли. Я слишком далеко зашла, чтобы чувствовать что-то такое конечное, как физическая боль. Левой рукой я ударила его ломом в живот.