Наложница огня и льда - Серина Гэлбрэйт Страница 61

Не дожидаясь разрешения, не позволяя себе передумать, я проскользнула мимо мужчины в гостиную, приблизилась к кофейному столику. Повернулась к Дрэйку, в который уже раз комкая края шали. Мужчина закрыл дверь, обернулся ко мне.

—Я не Сая. Мое настоящее имя Айшель Ориони. Мой отец лорд Ориони, известный как Стеклянный безумец Ориони, алхимик, изготовитель и изобретатель ядов. Я скрыла свое имя, потому что… потому что боялась. Имена ядоделов не известны широкой публике, простым обывателям, тем, кто далек от подобных вещей, кому не случалось сталкиваться с этим миром. Однако в свободной Феоссии у папы была лицензия и защита нашего короля, а в павшей… если папа и мама вообще живы… И бабушка… Она покинула Феоссию еще до вторжения. Мама писала, что бабушка и требовала, и умоляла сына уехать с ней, но папа отказался… опять. И когда после захвата храма записывали наши имена, я вдруг представила, что, если позже бабушка попытается разыскать нас, разыскать меня? И найдет свою внучку… шлюхой-невольницей в борделе… если сумеет найти когда-нибудь… если я буду еще жива к тому времени… поэтому назвалась другим именем и фамилией. Какой был бы позор для почтенной леди Ориони… будто мало ей сына… А Шадор… работорговец, которому я досталась, даже фамилий наших не спрашивал,— я уткнулась глазами в пол, вспоминая мысли, что бились в моей голове тогда, страх, панику, которые я отчаянно пыталась сдержать, не дать им выплеснуться в истерику, подобную истерикам и слезам остальных послушниц.— Не знаю, почему я так поступила. Понимаю, это глупо, это бессмысленно, но все, о чем я могла думать в тот момент, это о бабушкиной реакции и как не сорваться. Я смотрела на старших жриц и старалась быть как они. Не плакала, не кричала, не сопротивлялась, даже когда нас обыскивали. До ужаса боялась, что меня могут ударить, если я не буду выполнять требуемого. Родители никогда не наказывали меня… телесно, и в пансионе это запрещалось, а тут на моих глазах ударили нескольких девушек… сильно, до крови… и наставниц, которые пытались их защитить…

Я умолкла. Все не так. Говорю не то, что собиралась. Делюсь тем, о чем Дрэйку, наверное, и слушать неинтересно. За столько лет жизни он видел то, что я и в самом беспросветном кошмаре представить себе не могу. Что ему мой жалкий лепет?

—Имя Сая стояло во всех бумагах торговца, в свидетельстве на собственность, и я не… не видела смысла в признании,— я решилась все же продолжить, вернуться к первоначальной теме.— Какая разница, кем была рабыня раньше, кто ее родители. А потом…

—Не доверяла настолько, чтобы назвать настоящее имя.— Мужчина приблизился ко мне.

—Я… Вы могли заинтересоваться моей семьей, моим отцом. Вы же из братства и наверняка знаете ныне живущих ядоделов,— уже не говорю — шепчу едва слышно. Дрэйк заботился обо мне, безвестной рабыне, а я сочла себя настолько важной персоной, что не призналась ему раньше.

—Достаточно известных в определенном кругу — знаем. Более того, я читал некоторые исследования твоего отца. Он весьма… настойчив в продвижении своих недоказанных теорий.

—Нордан тоже сразу догадался.

—Норд знает?— тень неприятного удивления мимолетна, но успела царапнуть.

—Я сказала Лиссет свое имя… только имя. Мы разговаривали сегодня, и Нордан услышал, как Лиссет назвала меня Шель. И я…

—Понятно.

Я подняла глаза на мужчину передо мной, закрытого, погруженного в свои размышления. Так близко — руку протяни и коснешься,— и так далеко, словно на другом краю бездонной пропасти.

—Дрэйк, вы… сердитесь на меня?

—Нет, что ты, Сая… Айшель,— мужчина вдруг посмотрел на меня пристально.— Есть еще что-то, о чем мне следует знать?

—Да, я…— должна преодолеть эту пропасть. Я не могу оставить ее преградой между нами и мне все равно, что скажет потом Нордан.— Лунные жрицы действительно не исчезли полностью, они укрылись в храме в Сине, где впоследствии стали тайно обучать юных носительниц дара Серебряной богини. И я одна из носительниц.

Дрэйк улыбнулся одобрительно, но я не заметила ни намека на удивление.

Или ему уже известно?

—Вы… знали?

—Валерия упоминала. Но я надеялся, что ты сама расскажешь.

—Она ведь не…

—Тебя с ними не было,— мягко напомнил мужчина.— И никакой магии Ее императорское высочество не видела.

—Спасибо.

—Ты постоянно меня благодаришь, хотя, по сути, не за что.

—Вы не правы. Вы столько сделали для меня…

—Айшель, ты еще плохо представляешь, на что тебя обрек укус и привязка к Норду.— Дрэйк шагнул ко мне, сокращая расстояние между нами, коснулся осторожно моего подбородка. В глазах тревога и отблеск утренней нежности украдкой. Я смотрела в темноту, искала следы того огня, что видела на балу, что опалил мои губы во время нашего поцелуя в автомобиле.— Братство не допускает привязанностей среди своих членов, потому что отношения, будь то родственные связи, дружба или любовь, с другим человеком, кем бы он ни был,— это прежде всего слабость, которой могут воспользоваться. Это потенциальная уязвимость, не физическая, но оттого не менее опасная, особенно для бессмертного существа. Это вероятный выбор, который однажды может быть сделан не в пользу Тринадцати. Поэтому привязанности запрещены — друзья, возлюбленные, а оставшихся в живых родственников ни у кого из нас давно уже нет.

—А если кто-то ослушается?

—Нас слишком мало, чтобы братство рисковало своим бессмертием. Проще отсечь привязанность. И наш образ жизни, наши правила, сформированное братством и долголетием отношение к людям как к шахматным фигурам, которыми надо жертвовать без лишних вопросов, таковы, что никто из нас не стремится сближаться с кем бы то ни было. Постарайся не волноваться об этом, риск существует, но он не настолько велик.

Я кивнула, подтверждая, что верю, хотя тревога, замаскированная нежностью, ласковой улыбкой, ясно говорила, что на самом деле риск выше, чем на словах Дрэйка. Что случайную привязанность можно спрятать, укрыть в надежном месте. Но мы с Норданом связаны иначе и неизвестно, сможем ли находиться вдали друг от друга.

Впрочем, завтра нам представиться возможность выяснить все опытным путем.

Дрэйк бережно, едва ощутимо поцеловал меня в лоб, вызвав одновременно и тепло радости, и горечь разочарования. Отступил в сторону.

—Иди к Лиссет. Она, должно быть, уже заждалась.

Я кивнула вновь, вышла. Повела зябко плечами, плотнее закуталась в шаль. В коридоре холодно. Слишком холодно для теплого дома и теплой погоды.

Коридор пуст. Я пересекла его, вертя головой, но никого не заметила. Выскочила на лестницу, спустилась в холл. Лиссет сидела на балюстраде на первой ступеньке и при виде меня поднялась.

—Где Нордан?— спросила я.

—Убежал следом за тобой, вернулся буквально перед тобой и с такой перекошенной физиономией, что я всерьез начала опасаться, как бы он тут все не заморозил со мной вместе. Ничего мне не сказал и вылетел из дома как ошпаренный. Что он опять натворил?