Море троллей - Нэнси Фармер Страница 6

— Ты так- вот так — уничтожаешь своих врагов? — пробормотал он.

Бард прислонился к стене.

— В том числе и так, — подтвердил он.

— Значит, это была… магия.

— Можно сказать, что да, — кивнул Бард.

— А меня ты научишь?

— Клянусь кустистой бородой Тора! Я ж из тебя чуть дух не вышиб, а первое, чего ты требуешь, — так это узнать, как это делается.

— Н-н-ну, так я ж твой ученик, г-г-г-осподин.

— Да еще какой настырный! Большинство мальчишек после такого побежали бы домой к мамочке. Однако ж, любопытство — великая вещь. Думаю, мы с тобой и впрямь поладим…

На Джека накатила блаженная сонливость. Боль попрежнему была с ним, никуда не делась — да только что ему до боли?

— Что с тобой приключилось, господин?

— Это была Мара, паренек. Молись, чтобы тебе с ней никогда не встретиться.

— В смысле, дурной сон?

— В смысле, Мара. Это куда хуже.

Джеку хотелось расспросить Барда поподробнее, но уж слишком уютно ему было. Мальчик широко зевнул, вытянулся на полу и крепко заснул.

* * *

Проснувшись, Джек обнаружил, что лежит на постели из вереска — но снаружи, на свежем воздухе. Он попытался встать.

— Ты давай отдыхай себе, парень, — велел Бард. Старик сидел на табурете у двери: его белая борода и плащ ярко сияли на фоне потемневших от непогоды стен.

— Солнышко, — проговорил он с довольным вздохом — Солнышко исцеляет ужасы ночи…

— То есть прогоняет Мару? — переспросил Джек. Губы у него болели; слова вылетали изо рта сущей невнятицей.

— Помимо всего прочего, — кивнул Бард. Джек пощупал губу и к вящему своему ужасу обнаружил, что она распухла, точно гриб после дождя. — Экий из тебя симпатичный тролль получился, — усмехнулся старик.

И тут Джек вспомнил, что именно Бард кричал во сне.

— А ты правда своими глазами видел тролля, господин?

— О да. И не одного, а десятки и дюжины. По большей части они очень даже милы — ежели к ним попривыкнуть. На самом деле остерегаться надо полутроллей. Просто словами не передать, насколько они злобны. И коварны. А еще они — оборотни, и когда принимают человеческое обличье, то делаются так ослепительно прекрасны, что рядом с ними ты просто дуреешь.

— Это кто-то из полутроллей подослал к тебе Мару? — догадался Джек.

— Кое-кто из полутроллей ехал верхом на Маре. Послушай, мальчик мой, я пытался оградить тебя от некоторых вещей, пока ты не подрастешь. Но, боюсь, уже не успею. Последнее время я чувствую, как над морем сгущается тьма. Она меня ищет, понимаешь? Днем мне нетрудно от нее спрятаться. А ночью я теряю бдительность — и она об этом знает.

— Ты мог бы перебраться жить к вождю, господин. Уж он-то сумеет тебя защитить, — предложил Джек. Мальчик не на шутку встревожился. Это вам не сага и не потешная песенка. Это — настоящее.

Старик покачал головой.

— Ваш вождь — храбрый воин, но с троллями ему не справиться. Она охотится за мной, и ежели и впрямь обнаружила, где я, то ее слуги уже в пути. Я был слишком беспечен. Мне следовало помнить, что ни в одном из девяти миров я не буду в безопасности, пока она рыщет по свету. Возможно, мне в конце концов придется позволить ей меня сцапать. Всё лучше, чем допустить, чтобы она сровняла с землей вашу деревню.

— Но разве ты не можешь спастись бегством?

— Ётуны идут по следу, как гончие. Ее слуги первым делом нагрянут сюда. Если они не найдут меня, то перебьют всех остальных.

— Ётуны? — выдохнул Джек.

— Так тролли сами себя называют. Они умеют проникать в твои мысли и узнавать, о чём ты думаешь. Они знают, когда и где ты нанесешь удар — еще раньше, чем ты сам это поймешь. Не всякий воин способен победить тролля — но лишь тот, кто наделен особым даром.

— Однако не можем же мы сидеть сложа руки! — Джек почувствовал, что голос его предательски срывается на писк, а что делать?

— Не можем и не станем, — решительно заявил Бард. — Теперь я начеку. Застать меня врасплох ей больше не удастся. Мне следовало обучать тебя в течение всех этих недель, но мирная безмятежность здешнего края усыпила меня…

Бард умолк; Джек видел — старик смотрит на море. Поглядел в ту же сторону и Джек, но глазам его открывалось лишь безоблачное небо, да серо-зеленые, медленно катящиеся к берегу волны. Если там и сгущалась тьма, то мальчик ее не заметил.

— На следующие три дня можешь вернуться домой, — сказал Бард. — Я ухожу в лес. Да, еще одно: на твоем месте я не стал бы упоминать о случившемся в разговоре с родными. — Бард потянулся за черным посохом — Не стоит их пугать прежде времени. Ётуны чуют страх не хуже, чем лисы — курятник.

* * *

— Половину времени я убиваю на то, что гоняюсь за наглыми мальчишками, — пожаловался отец, жадно хлебая сваренный матерью густой суп из моллюсков. Ракушек Джек загодя набрал на утесах близ Бардова дома. — Ежели надо за работу браться, так они просто сквозь пальцы ускользают, что твои угри.

— Это точно. Лентяи никчемные, — согласилась мать, помогая Люси управиться с чашкой.

На взгляд Джека, хозяйство ничуть не пострадало. Ограды крепкие; в полях поднялись овес и ячмень. В огороде пышно разрослись горчица, лаванда и кориандр, а на яблонях полным-полно зеленой завязи.

От такой красоты у Джека аж в горле стеснилось. Только сейчас он по достоинству оценил маленький сельский двор. И увидел отца в новом свете. Мальчик вдруг осознал, что все жалобы Джайлза Хромонога значат не больше, чем вороний гомон в ветвях. Уж такая у них, у ворон, привычка — если что идет не по-ихнему, так тот час же раскаркаются. Вот так и отец: ворчит, чтобы смягчить горечь жизненных неурядиц. Но важно другое: то, как отец, невзирая на свое злополучие, год за годом создавал эту красоту: как любовно строил дом, как заботливо копил добро, чтобы мать, Люси и он, Джек, ни в чём не знали нужды.

И всё это может исчезнуть в мгновение ока. Никто ведь и не догадывается об опасности, надвигающейся из-за моря.

— Джек плачет, — сообщила Люси.

— И вовсе нет! — возмутился Джек. И отвернулся, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. С тех пор, как Бард швырнул его об пол, мальчик чувствовал себя не в своей тарелке. Вечно у него глаза на мокром месте!

— Оставь его, родная, — мягко проговорила мать. — У него просто губа болит.

— Бард задал парню хорошую трепку, — предположил отец.

— Это я по нечаянности расшибся, — возразил Джек.

— Ну да, конечно. Давай, заливай — уж я-то добрую трепку ни с чем другим не спутаю…

Джек промолчал. Если отцу отрадно думать, что его, Джека, наказали — зачем лишать его подобного удовольствия? И это чувство тоже было новым. Прежде Джек принялся бы жарко спорить. Но сейчас мальчик словно впервые заметил морщины, проложенные болью, на отцовском лице, его согбенные плечи, его покрытые шрамами руки. А в следующий миг перед его внутренним взором промелькнул совсем иной образ: Джайлз Хромоног в детстве, еще до несчастного случая.