Ожог от зеркала - Александр Доставалов Страница 6

Помогать лошадям приходилось часто.

Замыкал движение пятый охранник, совсем молодой парнишка с арбалетами, которыми он целил то в галку, то в ежа, благоразумно не спуская курок, но весело скалясь и бормоча себе под нос, как малые, играющие в войну дети. Судя по короткому «пух», он воображал свои арбалеты мушкетонами.

Охранник постарше, ежась внутри панциря, повернулся к купцу.

– Михалыч! Может, всё-таки привал разобьем? Засветло до Спас Угла уже не добраться.

– Привал у нас на месте будет.

Ехавший впереди охранник, которому, несмотря на броню, явно было неспокойно, тоже обернулся к хозяину:

– Шалят в этих краях ребяты, как бы нам на них впрямую не наехать.

– Всё могет быть, – меланхолично ответил Михалыч.

– Дык, может, это... Костер, да на ночь от греха. Стать тут...

– Ага. Шатры разбить, костер наладить... А вы вчетвером оборону вкруг возьмете. Митьку-то можно и вовсе не считать.

– Караул можно поставить... – неуверенно сказал охранник, которому, похоже, просто нравилось вести беседу.

Михалыч, широкоплечий купец с чёрной окладистой бородой, на минуту задумался, потом решительно помотал головой.

– Ты в прошлом карауле полночи продрых, не годится это. В Спас Угле отряд, скоро уже там будем. Не хрен было телегу в ручей переворачивать.

Охранник что-то буркнул про соскочившее колесо, но более перечить не решился. Молодая купчиха жалась к мужу, боязливо вглядываясь в нависающий ветвями сумрак. Купец успокаивающе погладил её плечо. Улучив момент, Михалыч расстегнул нарукавный кармашек, из которого торчал небольшой жезл с желтым колпачком.

Мужички возле телег тоже присмирели, движение сделалось более складным, даже лошади как будто ускорили шаг. У каждого холопа на поясе висел длинный нож, в руках топор либо обитая железом дубина, но чаще и чаще оглядывались они на лесные шорохи, и настойчиво, без понуканий хозяина, торопили коней.

Комаров было много. Купчиха молчала, покачивая перед лицом зелёной веточкой, только глаза поблескивали из-под плотного, яркими цветами расписанного платка-полушали. Товар на телегах, видно, был дорогим – мало три телеги для такой охраны – и небьющимся, поскольку упавший тюк без всякого смущения закинули обратно.

Как-то тише стало вокруг, в легкое дыхание леса начали вплетаться уже не вечерние, а ночные шорохи. В общем, всё шло нормально, даже бабушка какая-то, по одежде – из местных, проковыляла им навстречу. Котомка, козленок на веревке. Совершенно обычная бабушка – недоверчиво проводила взглядом караван, не рискуя подходить с разговором. Митька, играя своими арбалетами, сунулся было к ней, но старушка, как только всадник свернул в её сторону, припустила куда-то вбок, выволакивая своего козленка, лихо скакнула через канаву, юркнула между кустов... Заскучавший Митька остановил коня, а сбоку уже ржали мужички-носильщики.

– Что, паря, на козленка никак позарился?

– Нет, он старушку хотел. Это...

Рябой мужик чуть подкинул мешок, ловко поправляя плечами лямки.

– Понятно, старушку. Старушка-то хоть куда, сочная. Митька, ты ещё успеешь.

– Да заткнитесь вы, дурачье. – Митька попытался сплюнуть сквозь зубы, но плевок не получился, что только поприбавило гоготу.

– Эва, слюни уж распустил.

– От, лиходей, думает, козленка съем, а старушку...

– Нет, мужики, не так. Он думает, старушку съем, а козленка...

– Нет, он и старушку хотел, и козленка, засиделся за день, запарился. Раскочегарился об седло. Эва, как ёрзает.

– Да, Митька, влип ты в историю... Напугал бабку.

Молодой охранник матюгнулся и проехал вперед, на ходу охаживая коня плетью. Мужики ещё долго скалились ему вслед. Впрочем, в голосах слышалась неуверенность.

До Спас Угла оставалось полтора часа дороги. Самые гиблые места караван миновал. Купец застегнул клапан на руке, жезл с желтым колпачком исчез в глубине кармана. Один из охранников, отметив это движение хозяина, вытащил из седельной сумы кусок сала, хлеб и зелёный лук, примостил хлеб на левом налокотнике, а остальное начал аппетитно грызть, с хрустом сминая зубами сочные перья. Мужички вдоль телеги с завистью на него поглядывали. Вечерять собирались только по приходу на место. Кто-то смачно зевнул, прикрыв рот грязными пальцами, кто-то уже и топор в мешок запрятал, и тут охранник смертно поперхнулся. Короткая стрела вонзилась ему в горло, качнув оперением у самого кадыка. Зелень во рту окрасилась кровью, стражник, царапая руками панцирь, качнулся в седле и рухнул, роняя нехитрую снедь и оружие.

Его напарник явно струхнул, втянул голову в плечи так, чтобы шлем возможно больше соприкасался с панцирем, и вытащил из-за пояса боевой топор. Мужики сразу сгрудились вокруг телег, один из них опустился на колени и накрыл голову руками, остальные нерешительно покачивали дубинами, не зная, что предпринять. Купец, лицо которого осунулось и почернело, вытянул из-за пазухи странного вида мушкет, короткий и с двумя стволами. Инкрустированная серебром вещица смотрелась не особенно грозно, но, судя по тому, как холодно он готовил её к действию, глядя в лес мертвыми глазами, игрушка не была пустяком. Переломанный жезл уже валялся под копытами.

– Бросай оружие! – уверенно крикнул невидимый разбойник. – Кто хочет жить, бросай дубины наземь!

Мужики возле телеги неуловимо заколебались.

– Это Хвощ, – ни к кому особенно не обращаясь, негромко сказал купец. – Он оставит в живых одного, и то без пальцев.

Приободрившись от ужаса, мужички сгрудились вокруг хозяина, явно не имея никакого плана действий. Подскакавший сзади молодой стражник в съехавшей кирасе улыбался дикой улыбкой и вытирал со лба кровавый пот. Длинная царапина шла по левому его виску, ещё одна стрела застряла в плечевом доспехе.

– Чего делать-то, Михалыч? Оборону мы тут не удержим. – Два схожих обликом холопа, видимо, братья, заваливали телегу набок на манер щита.

Властный голос из-за деревьев, казалось, приближался:

– Оружие наземь, а то всех перебьем!

– Не робей, паря, я вызвал отряд. А стрелок уже, наверное, на птицах. – Купец закончил манипуляции с пистолетом и теперь сидел спокойно, чуть согнувшись, так, чтобы блестящая цепь на плаще прикрывала грудь.

– Не боись, мужики. Их, может, всего человек несколько. Сами нас боятся, только стрелят да грозят, чтобы зброю покидали. Не боись, сейчас стрелок прилетит.

– Может, через лес пробиться?

В этот момент с треском начала рушиться сосна, заваливаясь ровно поперек дороги, почти одновременно с ней, сзади, ещё одна, и ещё два крупных дерева, вперекрест, переложили колею вдоль.

Деревянной скорлупой хрустнула под стволом телега, братья едва успели отскочить. Один из них тут же выгнулся дугой, хватаясь за почерневшую рубаху, из-под руки торчали перья, а другой, мотая всклокоченными волосами, увернулся от топора наскочившего лесного татя, махнул в его сторону дубиной, слегка задев нападавшему плечо, отступил на ровное, на поляну, и тут же упал навзничь, пронзенный сразу двумя стрелами. Выскочивший на прогалину разбойник получил пулю в живот и стрелу в плечо от молодого стражника, согнулся, выцарапывая свинец скрюченными пальцами, но следом уже бежали человек пятнадцать одетых в невообразимые лохмотья молодцов, что-то хлопнуло, сбоку пронзительно закричала купчиха, и со вторым выстрелом Михалыч промахнулся. Молодая женщина стала заваливаться на бок, купец, собиравшийся подхватить её лошадь под уздцы, потерял несколько мгновений, пытаясь понять, откуда столько крови и отчего закатились дорогие глаза, и вдруг вздрогнул, ощутив внутри себя длинное узкое лезвие. Пистолет с чеканной рукоятью выпал из его руки.