Новый порядок - Виктор Косенков Страница 6

— Не беспокойтесь, ваши демократические принципы могут спать спокойно. Я не собираюсь устраивать массовые расстрелы и расконсервировать лагеря в Сибири. Но, я надеюсь, вы понимаете, что институту Власти был нанесен сильный удар?

— Можно и так сказать.

— Надо же… А как еще можно сказать?

Собравшиеся молчали.

— Завтра изложите мне свои соображения по этому поводу. И я прошу остаться Александра Степановича Толокошина.

Когда все вышли, Президент наконец отвернулся от окна. На бледном лице ярко выделялись черные круги под глазами. Он выглядел усталым.

— Садитесь… Команда недовольна?

— Смеетесь? Команда в панике. Будете менять?

— Буду, — кивнул Президент. — Не сразу, но буду.

— Если не сразу, то следовало бы с ними быть помягче. Они сейчас вместо того, чтобы дело делать, начнут себе дорожки мостить. Куда-нибудь к Липинскому под крыло.

— Пусть мостят. Когда-нибудь мы и до Липинского доберемся, и до всех этих… орлят. Чем раньше убегут, тем меньше от них вреда будет.

— А пользы?

— Так ведь и так ее нет… Если честно, то мне сейчас страшно хочется устроить чистку рядов и массовые расстрелы.

По вытянувшемуся лицу Толокошина Президент понял, что шутка не удалась.

— Шучу я, шучу. Все тут так боятся, что пострадают эти «демократические ценности», что даже шуток не понимают. Знаете, что мне это все напоминает? Еврейский вопрос.

— В смысле?

— В смысле, ситуацию, когда шутить, сколь угодно остро, можно над любой национальной идеей, кроме еврейской. Любые острые шутки на эту тему получают штампы: «фашизм», «национализм», «антисемитизм». Доходит до смешного. Фильм еврейского режиссера, «Кадиш», тоже назван антисемитским. Хотя сам режиссер утверждает, что не сказал в нем ничего, кроме правды.

— Не знаю, не смотрел…

— Напрасно, очень серьезное кино. Хотя к нашей проблеме не имеет никакого отношения.

— Да, но как это связано с демократией?

— Впрямую. Попробуйте пошутить над этими ценностями, поймете, что к чему. Точнее, вам сразу объяснят. Вот вас называют Серым Кардиналом, так что вы думаете по поводу случившегося? Как Серый Кардинал и, конечно, без протокола.

Толокошин погладил лысину, кинул косой взгляд на нового хозяина Кремля.

— Без протокола и галстука?

— Совершенно верно.

— Эти истории с кардиналом не моя заслуга, вообще-то каждого руководителя администрации так называют. Ну да ладно… Получается, что мы с вами, — Президент сразу отметил это «мы», — крепко попали. Фактически, сейчас стоит вопрос о выборах. Я имею в виду будущие президентские выборы. Потому что эту проблему повесят именно на вас. И хотя вы только ИО, но сделать ответный ход должны. Все остальные к этому не причастны, они получат страну такой, какая она есть, и за прошлые ошибки никто отвечать не будет. Скорее всего карусель будет раскручена старая и общеизвестная. Есть такой основательно забытый анекдот перестроечного времени. Когда один начальник оставляет своему последователю три конверта. Когда становится плохо, последователь открывает первый конверт. Написано: « Обещай, что будет лучше». На некоторое время это работает. Затем: «Вали все на меня». Тоже срабатывает. И под занавес: «Готовь три конверта».

— Забавно.

— А главное, правдиво. И именно так будут работать ваши конкуренты. Сначала радужные обещания, потом все свалят на вас, а затем переведут деньги в офшор. По этому пути шло большинство государств Южной Америки. Эта модель разработана где-то в недрах ЦРУ или Пентагона. Что характерно, работает.

— Смелое заявление

— Ну, мы же с вами без галстуков и протокол не ведем.. К тому же, кто-кто, а вы должны это знать.

— Я и знаю.

— Таким образом, за несколько десятилетий Россия превращается в аналог Колумбии или Боливии Ресурсный придаток США, ничего более. Постоянные гражданские войны и марионеточное правительство, меняющееся с удручающей периодичностью. Гражданские войны уже не за горами, кстати. Пока мы называем их «операцией по восстановлению конституционного порядка» или «борьбой с бандформированиями». Но фактически на той стороне граждане России. Преступники, да, но граждане. И пока они там говорили об Идеях, мы имели гражданскую войну. Хорошо, что удалось убрать со сцены идеологов движения… А если бы нет? И кто даст гарантию, что они не появятся в скором времени? Поэтому сейчас для нас важно доказать жизнеспособность текущей модели Власти вообще.

— А она есть?

— Кто? Власть?

— Модель.

— Ну… В общих чертах…

— То есть вы хотите сказать, что мы должны создать модель Власти едва ли не с нуля и доказать ее жизнеспособность?

— Получается, что так.

— Красиво. — Президент зачем-то погладил телефоны, словно стирая с них пыль. Толокошин знал, что один из аппаратов предназначен для связи с Вашингтоном, пользоваться которым, по негласному договору, следовало только в экстренных случаях. Так было только раз, когда по роковой случайности стартовала ракета, к счастью не несущая ядерного заряда. Тогда еще Генсек, белый от ужаса, кричал в трубку: «Она пустая, пустая! Случайно!» Ракету сбили свои. Пришлось постараться. — Но нам потребуется идеолог. Умный идеолог. Причем не связанный по рукам и ногам какими-нибудь фобиями, вроде трепета перед демократическими ценностями или еврейским вопросом.

Толокошин дернул бородку и снова погладил лысину.

— У меня есть такой человек. Я попробую договориться с ним. Если вы даете такое указание.

— Даю. Правда, ни протокола, ни какой-либо официальной бумаги к этому указанию я дать не могу. Такая уж особенность у бесед без галстука.

— Я понимаю.

— Вот и отлично. — Президент откинулся на спинку кресла. — Тогда завтра я вас жду. Если возможно, уже с этим человеком. И сразу после общего собрания.

Толокошин встал.