Меченосец - Валерий Большаков Страница 6

– Ну что за сволочи! – потрясенно вымолвил кормщик. – Своего же!

Олег увернулся от еще одного смертоносного жала, едва не попортившего ему шкуру. Ничего себе, заявочки...

Подскочили гридни, прикрывая Лидула. Держа щиты двумя руками, они отлавливали стрелы. С десяток «змей тетивы» [27]втюкнулось в борт, одна впилась в мачту.

– Вон они! Вон!

Из-за мысочка, заросшего сухим дроком, выплывали низкобортные галеры, подобные русским стругам, но поразвалистей. В каждой сидело на веслах дюжины по две керлов-ополченцев. Сильно сутулясь, со щитами на спинах, они гребли и прикидывались Очень Мелкими Существами. Их подгоняли королевские таны [28]. В кольчугах по колено и в таких же, из стали вязаных капюшонах, при мечах и со щитами, они кучковались на полупалубах галер. В проходах между скамьями ховались стрелки в простых кожаных панцирях и остроконечных войлочных шапках. С палубы «Лембоя» нельзя было различить выражения лиц, но можно себе представить, что испытывали англосаксы, напав из засады на целый флот!

– Паруса долой! – заревел Лидул. – Весла на воду!

Забрякотали весла, выровнялись в два ряда и дружно загребли воду Темзы.

Олега охватил азарт битвы, а нелепая смерть Альдгельма раздувала в нем жестокую ярость. Казалось бы, ну кто он ему, этот англосакс? Он его не знает даже!

А жалко... И ведь видели же, что местный, – зачем было стрелять? Наверняка специально целились! Но азартовать и яриться – это значило распускаться. Эмоции! Они находят на душу, потом откатываются и не помнятся уже. Отходят. Биться надо рассудком, гормонам всяким не поддаваясь... Уговаривая себя, Олег вытер вспотевшие ладони.

– В линию! – проорал конунг. Замелькали флажки, затрубили трубы. Подгребли еще четыре лодьи, из самых больших – «Семаргл», «Пардус», «Алканост»и «Финист».

– Поворот!

Пять лодий развернулись, перегородив русло Темзы. Напротив них сбились в кучу английские галеры, числом до полусотни. Сила немалая, как ни крути. Считай, почти две тыщи народу. Над некоторыми галерами колыхались золоченые стяги, качались кресты. Надсаживаясь, орали королевские таны. Жалобными голосами выпевало псалмы духовенство. Галеры построились выпрямленной подковой и двинулись на сближение – глухо били бубны, чтобы кряхтящие ополченцы гребли в такт.

– Стрелки! Чего ждете?!

Воздух дрогнул басовой струной. Сотни длинных стрел сорвались с луков. Описали крутую дугу, ударили, язвя палубы, щиты и неприкрытые тела.

– Стрельцам бить калеными и срезнями!

Низкое гудение русских стрел заглушило легкомысленный посвист английских pirrows [29].

– Копейщики!

С обеих сторон полетели копья и стрелы, воины потрясали секирами и мечами, дожидаясь сближения.

– Поворот! Смена гребцов!

Лодьи развернулись, и корабли сошлись с галерами на встречных курсах. Англосаксы подняли рев.

Тан на передней галере – зубы на выскале – поставил ногу на борт и половчее перехватил абордажный крюк. И не боится же...

Олег выдохнул, повернулся к ждущему Олдаме и махнул рукой.

– Давай!

Олдама ждал приказа с разожженным факелом. Запалив фитили на горшках с нефтью, он по одному передал снаряды могутному Ошкую, и тот швырнул «гостинцы». Зафонтанировал огонь – палящий и копотный. Две галеры, шедшие наперегонки, превратились в погребальные ладьи. Людской вой смешался с гудением пламени.

С десятка лодий, вплотную приблизившихся к англосаксам, тоже полетели круглые горшки, оставляя дымчатые шлейфы разгоравшихся фитилей. Горючка расплескивалась по баркам, опаляя чернь и знать без разбору.

Олег готовился к абордажу, руку так и тянуло к левому боку, где висел меч, но боя не случилось. С галер наконец-то рассмотрели, что собой представляет противник, и начался распад. Барка, проскочившая за линию лодий, развернулась и понеслась к берегу. Королевскому тану это бегство сильно не понравилось, он орал, потрясая мечом, и озверевшие керлы утопили крикуна. Страх смерти пересилил страх наказания – король далеко, а русы близко!

Англосаксы бросали весла и кувыркались в воду, неуверенные, что их дезертирство поддержат товарищи. За керлами сигали стрельцы. Особа духовного звания в черном облачении бенедиктинца перекрестилась и плюхнулась, погнав волну и сверкая тонзурой.

На галере, борта которой были разрисованы кружками и ромбами, воцарился классовый мир – таны гребли вперемежку с керлами, а грузный эрл в роскошном меховом плаще ерзал на корме и подбадривал гребцов энергичными выкриками.

Река очистилась. Брошенные галеры, зачерпнувшие воды, сплавлялись в море вместе с «систер шипами», выжженными огнем. Плыли трупы, качались на волнах щиты.

– ...Вот так и началось наше вторжение, – проговорил Сухов, массируя ноющий бицепс.

– А дальше?

– Дальше – больше...

– Ну, Олег...

– Да дай ты мне отдохнуть!

– Ну еще немножечко, самую капельку! Здесь же нет телевизоров, нету газет...

– Дожил! Уже теликом обзывают...

– Олег...

Сухов повыпендривался малость и продолжил дозволенные речи:

– Ну, что? Приплыли мы, подступили к самому Лундуну, бросили якоря...

* * *

«Какой-то Лондон... не лондонский», – думал Вещий, разглядывая стену Константина, выходящую к Темзе. Угловая башня Юлия круглилась в правом углу, на месте будущего Тауэра, а с северной стороны к римскому Лондинию присоседился варварский Лундун – лепясь к каменным стенам крепости, прямо поверх рва, заваленного отбросами и грязью до такой степени, что выемка превратилась в насыпь. Слобода разбегалась кривыми улочками, кучкуя землянки, мазанки, свинарники, перемежалась пашнями, садиками и огородиками.

Олег обвел взглядом городские укрепления и только головой покачал. Во множестве мест крепостные стены, сработанные римлянами, были разобраны по камешку – где только зубцов лишившись, а где и до самого фундамента разрывая пояс обороны. Видать, англосаксам дюже стройматериал требовался... Пробои загородили не шибко высокими пряслами, рубленными из дуба. Разборке подверглись и башни – местные кое-как надстроили их грубыми срубами. Все это архитектурное и фортификационное безобразие выглядело очень неаккуратно и убого.

На правом берегу Темзы чернела деревянная крепостца – Саутварк или, как ее прозывали северяне, Судвирки. Поперек реки был переброшен Большой мост, сколоченный из крепких бревен, утыканный башенками и огражденный невысоким – по пояс – частоколом. Над пильчатым палисадиком выглядывали шлемы, дергаясь как поплавки на поклевке, горбатились спины, сверкая кольчугами, будто рыбины чешуей. Ишь, забегали! Еще не так бегать будете...