Прикосновение тьмы - Скарлетт Сент-Клэр Страница 6

Их компания теперь разговаривала о Пентатлоне – ежегодном соревновании атлетов, включавшем пять спортивных дисциплин: прыжки в длину, метание копья, метание диска, состязание в борьбе и серию коротких забегов. Пентатлон был крайне популярен в городах Новой Греции, где процветал дух конкуренции, и хотя Персефона не была фанатом спорта, она обожала дух Пентатлона и болела за Новые Афины на этих соревнованиях. Она попыталась включиться в разговор, но ее тело было слишком заряжено, а разум занят совершенно другим – например, мыслями о том, каково обниматься с тем мужчиной на балконе. Он мог заполнить ее пустоту, погасить этот пожар, прекратить мучения.

Вот только он, очевидно, был занят – а если не занят, то все равно находился в связи с другой женщиной.

Персефона боролась с искушением оглянуться через плечо, чтобы проверить, стоит ли он по-прежнему на балконе, пока любопытство наконец не взяло над ней верх. Но когда она туда посмотрела, балкон уже был пуст. Она нахмурилась и повертела головой, всматриваясь в толпу.

– Ищешь Аида? – пошутил Адонис, и богиня тут же перевела взгляд на него.

– О нет…

– Я слышала, сегодня он здесь, – перебила ее Лекса.

Адонис рассмеялся:

– Ага, обычно он наверху.

– А что там, наверху? – стало интересно Персефоне.

– Лаундж-зона. Там тише. Более интимная обстановка. Полагаю, он предпочитает, чтобы его окружало спокойствие, когда обсуждает условия.

– Условия? – переспросила Персефона.

– Ага, ну, знаешь, его контрактов. Смертные приходят сюда, чтобы сыграть с ним на деньги, любовь или еще что-нибудь. Самый отстой в том, что, если смертный проигрывает, Аид выбирает ставку. А он обычно просит о чем-нибудь невозможном.

– Что ты имеешь в виду?

– По-видимому, он как-то видит их пороки. Так что он просит алкоголика оставаться трезвым, эротомана – не заниматься сексом. Если они соблюдают условия, то остаются живы. Если им это не удается – он забирает их души. И ставки будто выбирает нарочно так, чтобы они проиграли.

Персефона почувствовала легкую тошноту. Она не знала подробностей об играх с Аидом. Она слышала лишь о том, что он просил душу смертного, но это звучало намного, намного хуже. Это было… манипулирование.

Откуда Аид знал о слабостях смертных? Советовался ли он с мойрами или сам обладал такой силой?

– А кому разрешено подниматься туда? – поинтересовалась Персефона.

– Тому, кто знает пароль, – улыбнулся Адонис.

– А как узнать пароль? – спросила Лекса.

Адонис пожал плечами:

– Понятия не имею. Я прихожу сюда не за тем, чтобы торговаться с богом мертвых.

Хотя у Персефоны не было желания заключать сделку с Аидом, ей стало интересно: как люди получают пароль? Как Аид принимает пари? Смертные просто предлагают богу свои условия, а он потом оценивает, стоящие ли они?

Лекса встала и схватила Персефону за свободную руку:

– Персефона, в дамскую комнату.

Она повела ее через скопление людей к туалетам. Пока они ждали в хвосте длинной очереди, Лекса склонилась к Персефоне.

– Ты когда-нибудь видела более привлекательного мужчину? – зачарованно произнесла она.

Персефона нахмурилась:

– Ты про Адониса?

– Конечно, Адониса! Кого же еще?

Персефона хотела было сообщить Лексе, что, пока та строила глазки Адонису, она пропустила мужчину, который и правда заслуживал этого звания. Но не стала.

– Ты на него запала.

– Я влюбилась.

Персефона закатила глаза:

– Ты не можешь быть влюблена, ты же с ним только познакомилась!

– Ладно, может, и не влюбилась. Но если бы он попросил меня родить ему детей, я бы согласилась.

– Ты с ума сошла.

– Я просто честна. – Она улыбнулась. Потом серьезно посмотрела на Персефону и сказала: – Знаешь, быть чувствительной нормально.

– В смысле? – Вопрос Персефоны прозвучал чуть более резко, чем она ожидала.

Лекса пожала плечами:

– Да не важно.

Персефона уже хотела попросить ее пояснить, но, прежде чем она успела это сделать, открылась очередная кабинка, и Лекса скрылась в ней. Персефона ждала, перебирая в голове мысли, пытаясь понять, что Лекса могла иметь в виду, а потом открылась еще одна.

Когда Персефона вышла из туалета, она поискала глазами Лексу, будучи уверенной, что та ее подождет, но не увидела подруги в толпе. Тогда она подняла взгляд к балкону, где Аид, вероятно, заключал свои сделки. Может, она направилась туда?

Затем ее взгляд встретился с глазами цвета морской волны. У подножия лестницы, прислонившись к колонне, стояла женщина. Ее лицо показалось Персефоне знакомым, но вспомнить, кто это, она не смогла. Ее волосы, похожие на золотой шелк, сияли, как солнце Гелиоса, кожа была цвета сливок, а одета она была в современную версию пеплоса, подходившего под цвет ее глаз.

– Кого-то ищете? – спросила она.

– Подругу, – кивнула Персефона. – Она была в красном.

– Она пошла наверх. – Женщина кивнула в сторону лестницы, и Персефона проследила за ее взглядом. – Вы там были?

– О нет, не была, – мотнула головой Персефона.

– Я могу поделиться с вами паролем.

– А как вы получили пароль?

Женщина пожала плечами:

– Да так… – Она сделала паузу. – Ну так что?

Персефона не могла отрицать, что ей любопытно. Это было то волнение, которого она искала, – то приключение, о котором мечтала.

– Скажите мне.

Женщина хихикнула, и блеск в ее глазах на секунду внушил Персефоне тревогу.

– Пафос.

Трагедия. Персефона сочла это до ужаса зловещим.

– С-спасибо, – сказала она и направилась по винтовой лестнице на второй этаж. Поднявшись, она обнаружила лишь темные двери, украшенные золотом, и стоящую на страже горгону.

Лицо создания было испещрено рубцами, заметными даже под белой повязкой, прикрывающей ее глаза. Как и у прочих горгон, когда-то вместо волос у нее были змеи. Теперь же ее голову покрывал капюшон белого плаща, скрывающего все тело.

Подойдя ближе, Персефона поймала себя в отражении на стенах, отметив румянец на щеках и ярко горящие глаза. Ее чары ослабли. Она надеялась, что если кто-то и заметит это, то спишет на возбуждение и алкоголь. Персефона не понимала, почему так нервничает. Может, из-за того, что не знала, чего ожидать за теми дверями?

Горгона подняла голову, но ничего не сказала. Спустя мгновение создание сделало вдох, и Персефона замерла.