Неземная - Синтия Хэнд Страница 6

— Ну, может быть, — промямлил братец.

— Отлично, — мама просияла, явно довольная, быстренько сфотографировала нас и снова направилась к машине. — А теперь, поехали.

Мы снова поехали друг за другом вниз по горному серпантину дороги. На глаза мне попался ещё один знак. Он гласил: ОСТОРОЖНО. ВПЕРЕДИ КРУТОЙ ПОВОРОТ. Как символично.

Прямо перед Джексоном мы повернули на Спринг Галч Роуд, которая вывела нас на длинную петляющую дорогу, въехать на которую можно было, только введя код в терминал больших железных ворот. Как раз тогда у меня и появилось первое подозрение, что наша скромная обитель будет довольно роскошной. Вторым звоночком стали огромные бревенчатые дома, мелькавшие между деревьями. Мама свернула на явно недавно проложенное ответвление дороги, по краям которого высились красные сосны и березы с осинами, и я следовала за ней, пока мы не выехали на опушку, где возвышался наш новый дом.

— Ух, ты! — я вытаращилась на дом через лобовое стекло. — Джеффри, смотри!

Дом был построен из бревен и речного камня, а на крыше плотным одеялом лежал снег, словно на пряничном домике, образ которого довершался висящими по краям крыши сосульками. Он был больше, чем наш дом в Калифорнии, но как-то уютнее что ли, с длинной крытой верандой и огромными окнами, из которых наверняка открывался умопомрачительный вид на заснеженную гряду гор.

— Добро пожаловать домой! — мама оперлась на машину, совершенно очевидно наслаждаясь восторгом на наших лицах, появившимся как только мы вышли из машины на подъездную дорожку. Она была настолько довольна, что ей удалось найти такой потрясающий дом, что она чуть ли не пела:

— Ближайший сосед живет за милю отсюда. Лес вокруг дома полностью принадлежит нам.

Ветер качнул деревья, и снег стал осыпаться сквозь ветки, отчего наш дом стал ещё больше напоминать сувенирный хрустальный шар на чьей-то каминной полке. Воздух здесь был как будто теплее и тишина стояла полнейшая. Я вдруг стала абсолютно уверена, что все будет хорошо.

Мне вдруг подумалось, что я дома. Здесь мы были в безопасности, и это было прекрасно, после стольких недель неуверенности, когда не было ничего, кроме видений и печали, неопределенности переезда и огорчения, что мы оставляем привычный мир позади, невероятности всего происходящего. Теперь я, наконец-то, вполне могла представить, что буду счастливо жить здесь, в Вайоминге, а не только видеть себя постоянно входящей непонятно где в огонь.

Я взглянула на маму. Она буквально светилась, и все ярче и ярче с каждой секундой, отчетливо слышался низкий вибрирующий гул её небесной радости. Ещё пара секунд и станут видны крылья.

Джеффри кашлянул. Он к таким спектаклям ещё не совсем привык.

— Мам, от тебя сияние идет.

Её свечение слегка затуманилось. Я поспешила ей на помощь:

— Да кому какое дело? Вокруг никого нет, и мы можем быть самими собой.

— Точно, — тихо ответила она. — А на заднем дворе можно будет практиковаться в полетах.

Я взглянула на неё в смятении. Всего пару раз мама пыталась научить меня летать и оба раза стали настоящим бедствием. На самом деле, я практически отбросила идею полетов как таковую и смирилась с тем, что буду полу-ангелом, прикованным к земле, птицей без крыльев, как страус, например, ну, или, в здешнем климате, как пингвин.

— Возможно, тебе понадобится летать, — сказала она несколько отстраненно, а потом добавила для Джеффри, — тебе тоже стоит попробовать, мне кажется, у тебя врожденный талант.

Я почувствовала, что краснею. Ну, конечно, у Джеффри врожденный талант, а я даже от земли оторваться не могу.

— Я хочу посмотреть свою комнату, — сказала я и сбежала под защиту стен дома.

В полдень мы в первый раз очутились на широкой главной улице города Джексона, Вайоминг — Бродвей Авеню. Оказывается, здесь даже в декабре полно туристов. Дилижансы и конные повозки проносились мимо каждый пару минут, разбавляя непрекращающийся поток машин. Но я, естественно, искала среди них лишь один единственный серебристый пикап: таинственный «Аваланш» с номером 99CX.

— Кто бы мог подумать, что здесь столько машин! — отметила я, смотря на проезжающие машины.

— А что бы ты сделала, если бы увидела его прямо сейчас? — спросила мама. На голову она надела соломенную ковбойскую шляпу, которая просто покорила её в первой же сувенирной лавке, которую мы посетили. Ковбойская шляпа. Лично мне показалась, что мама принимает идею погружения в жизнь на Старом Западе слишком буквально.

— Она точно в обморок упадет, — Джеффри часто-часто заморгал и стал обмахиваться, а потом сделал вид, что отключился и рухнул на маму. Оба засмеялись. Он уже купил себе футболку со сноубордистом и раздумывал над приобретением настоящего профессионального сноуборда, который увидел в витрине магазина. Его настроение значительно улучшилось с того момента, как мы добрались до дома и он увидел, что на самом деле все не так плохо. Теперь он снова вел себя как старый добрый Джеффри, который улыбается, поддразнивает и умеет отвечать не только односложно.

— Вы двое просто невыносимы, — я закатила глаза. Пробежав чуть вперед, я заметила на другой стороне улицы вход в парк — огромные ворота из лосиных рогов.

— Давайте пойдем сюда, — позвала я маму и Джеффри. Перебежав дорогу на желтый свет, мы на минуту задержались под аркой, разглядывая переплетения рогов, которые всё равно отдаленно напоминали кости. Небо над городом потемнело и подул холодный ветер.

— Я чую запах жареного мяса, — протянул Джеффри.

— Да ты просто огромный ходячий желудок.

— Эй, ну что я могу поделать, если метаболизм у меня быстрее, чем у других людей? Как насчет поесть вон там? — он показал вверх по улице, где стояло множество людей, дожидаясь своей очереди, чтобы попасть в бар «Ковбой на миллион долларов».

— Ну конечно, я и пива вам куплю, — сказала мама.

— Правда?

— Нет.

Пока они пререкались друг с другом, я застыла в непреодолимом желании запечатлеть этот момент, чтобы потом я смогла обернуться и вспомнить, что все началось именно сейчас. Предназначение Клары. Часть первая. От этой мысли душа моя переполнилась эмоциями. Новое начало, для нас всех.

— Простите, мэм, не сфотографируете нас? — окликнула я женщину, проходящую мимо. Она кивнула и взяла у мамы камеру. Мы встали под аркой, мама в центре, а мы с Джеффри около неё, все улыбнулись. Женщина попыталась сделать фото, но ничего не вышло, и мама отошла, чтобы показать ей, как обращаться со вспышкой.

Снова вышло солнце. Внезапно мои чувства обострились до неимоверного уровня и все вокруг замедлилось и воспринималось словно по частям: голоса людей, отблеск их зубов во время разговора, шум двигателей, чуть слышный скрип тормозов останавливающихся на красный свет машин. Мое сердце билось медленно и громко, как огромный гулкий гонг. Я чувствовала, как входит и выходит из легких воздух. До меня долетали запахи конского навоза и каменной соли, моего собственного лавандового шампуня и ванильного аромата духов мамы, мужской запах дезодоранта Джеффри и даже слабый отзвук запаха разложения, исходивший от рогов, из которых сделана арка над нами. Слышалась классическую музыку, доносившаяся из-за стеклянных дверей галереи искусств, лай собаки вдалеке, где-то рядом плакал ребенок. Это было слишком, мне казалось, что я сейчас взорвусь от такого объема информации. Слишком ярко. На дерево, растущее в парке за нашими спинами, щебеча и ероша от холода перышки, села маленькая темная птичка. Как я вообще могла её увидеть, если мы стоим к парку спиной? Но я чувствовала, как маленькие темные глазки смотрят на меня, а головка поворачивается туда и сюда, наблюдая, пока, наконец, она не сорвалась с ветки в небеса и не исчезла в солнечном свете, словно облачко дыма.