Шестой знак. Том второй - Александра Лисина Страница 6

– Нужно сильно постараться, чтобы заставить Знак себя ненавидеть, – не оборачиваясь, обронила я, старательно прислушиваясь к себе. – Для этого необходим настоящий, просто-таки врожденный талант… но у вас, сударь, он, видимо, развит в достаточной мере, потому что стремление этой земли от вас избавиться превышает всякие мыслимые и немыслимые границы. Признаться, впервые встречаюсь с таким феноменом: как правило, Знак – сущность нейтральная. Он не понимает разницы между добром и злом, между тем, что мы считаем хорошим, а что – плохим, и тем, что для нас является важным или же совершенно пустым. Он подходит к вопросу выбора Ишт, исходя из собственных критериев, оценивая их лишь с позиции того, что опасно для него, а что нет. Но вот ВАС он почему-то считает прямой угрозой своему существованию. Может, объясните почему?

Не услышав ответа в третий раз, я обернулась и посмотрела на замершего в нескольких шагах мужчину: он был невероятно бледен, на его висках проступила испарина, темные черные глаза стали похожи на два провала в Бездну, под ними пролегли невесть откуда взявшиеся тени. Черты лица болезненно заострились. Губы посерели, обескровились… он напоминал сейчас живого мертвеца, готового на все ради глотка свежей крови. И это было воистину страшно.

Но еще страшнее изменился его взгляд, когда прямо у меня перед лицом опустилась зеленая ветка, на самом кончике которой внезапно вырос и застенчиво распустился уже знакомый сиреневый цветок. Такой нежный и хрупкий, что его было невозможно поранить. Настолько доверчивый, что его было сложно отвергнуть. И до того нетерпеливый, что при виде моей открытой ладони его аж кинуло в дрожь. А затем сиреневые лепестки еще и засветились призрачным светом, словно спеша рассыпаться коварными искрами и поскорее пристроиться на примеченное местечко.

– А ну, не балуй! – строго сказала я, сжимая руку в кулак и отводя ее в сторону. – Мы с тобой о чем договаривались, а?

Цветок жалобно сник.

– Даже не пытайся, – еще строже предупредила я и второй рукой отодвинула этого провокатора подальше.

Шиповник огорченно вздохнул, но отступился. Цветок на его ветке развеялся в воздухе, будто никогда не существовал, сама ветка неохотно втянулась обратно. Затем у меня под ногами произошло какое-то движение, а всего через миг трава внезапно преобразилась – резко пошла в рост, превратившись из колючего ежика в прекрасный зеленый ковер; тут и там на ней проклюнулись первые бутоны полевых цветов. Шиповник тоже ожил, попрятав свои шипы, зашевелился, расцвел многочисленными алыми цветками. Следом за ним зашелестело и понравившееся мне дерево, стремительно покрывшись молодой листвой. На кончиках его многочисленных веток набухли и тут же прорвали толстую кожуру свежие почки, а еще через миг из них пробились наружу такие же многочисленные желтые «сережки», как у березы в период цветения. И это было настолько красиво, что я невольно улыбнулась.

– Так намного лучше.

Поляна снова шевельнулась – на этот раз удовлетворенно – и затихла. А я глубоко вздохнула, впервые чувствуя аромат настоящих цветов, и негромко рассмеялась: вот теперь я чувствовала себя прекрасно. Меня узнали, наконец, приняли, одарили благословением. Меня внимательно слушали, с нетерпением ждали, с готовностью откликались на каждый жест, каждое слово и даже мысль… почти как раньше. Да… это было почти как на Равнине. Потому что здесь я была если не дома, то, как минимум, в гостях у доброй хозяйки, которая позаботится обо мне и никогда не даст в обиду. И с ее позволения я снова стала всем: землей, воздухом, ветром… хотя бы на какое-то время. Я дышала вместе с ними, жила их жизнью, могла почувствовать каждое дуновение, каждый вздох, каждый взгляд из-под густой листвы… ощущала движение вокруг себя… абсолютно любое… и слышала все, что происходит во мне и вокруг меня.

Лишь потому, что ОНА это позволила. ОНА разрешила. И потому, что этот краткий миг единения был нашим обоюдным желанием, заставившим меня охватить взглядом чужие владения, а ЕЙ позволил увериться в том, что решение было принято правильно. Благодаря чему мы на какое-то время стали одним целым, каким-то цельным, неразделимым существом. Я была Ею, а она – мной. Я дышала, а Она набиралась в это время сил. Я смеялась, и она улыбалась вместе со мной. Все стало общим на это короткое время: эмоции, воспоминания, слабости… и не заметить произошедших перемен мог только слепой.

Тогда как владыка слепым отнюдь не был.

Правда, к его чести надо признать, на этот раз в его руке не появилось никакого заклинания. И угрозы от него тоже не ощущалось. Повелитель словно бы… умер ненадолго, невесть каким образом оказавшись в благоухающем раю. А когда снова ожил, то смог лишь пошатнуться и тяжело опуститься обратно в кресло, растерянно глядя в мои сияющие глаза, в которых отражался целый калейдоскоп наших общих с землей эмоций.